Репах, радужный змей, сделался неожиданно задумчив – если, конечно, к нему вообще применимы эти слова. В отряде Арбаза он слыл мастером по самым хитроумным и неожиданным заклятиям, и притом не только боевым.

«Странно. Словно вскрылось что-то».

Радужный змей обращался к Арбазу мыслеречью.

«Вскрылось? Что вскрылось? Где?» – так же без слов ответил гном.

«Поблизости. Не знаю. Опасно. Странно», – повторил Репах. Шипы и перья вдоль его хребта нервно вздымались и опускались. Орши глядела на него с заворожённым испугом.

«Сюда», – лаконично бросил змей.

Взяв с собой отыскавшихся к тому времени тёмных эльфов – «пусть стараются, бесстыдники, а то и впрямь им всё пооткручиваю!» – а также и маленькую местную чародейку, Арбаз последовал за Репахом.

Остальному отряду было велено оставаться на месте.

…Идти оказалось не так далеко. Орши было оживилась, но потом вновь сникла.

– Что с ней такое, Репах?

«Близко их селение. Орши думала, оно живое, но сейчас говорит, что мёртвое».

– Мёртвое? Это ещё почему?

Тёмные эльфы разом насторожились.

«Она не может объяснить».

Орши тихонько хныкала, безо всяких церемоний обхватив змея чуть пониже головы. Он, наверное, представлялся ей сейчас самым родным и близким существом.

– Тогда идём, – решил Арбаз. – Быстро, но и осторожно.

…В лабиринте заросших проток можно было легко заблудиться; кривые ветки низко нависали над чёрной водой, лианы спускались до самой поверхности.

Казалось, здесь всё должно быть тихо и мирно, скользили себе в болотной тиши водяные змейки, жабы и прочие болотные обитатели охотились на бесчисленную мошку; и всё же смерть приближалась, медленно, но неотвратимо.

А потом их взорам открылась и сама деревушка, вернее, то, что от неё осталось.

Орши вскрикнула и зажмурилась, пряча круглое личико в ладонях.

Селение было очень невелико – едва ли десяток хижин, поднятых на сваях вокруг центрального сухого островка. От хлипких строений остались, однако, лишь остовы стен, сплетённые из жердей. Крыши, крытые болотной травой, рухнули – здесь словно погулял смерч.

Орши разрыдалась.

Радужный змей осторожно подобрался к центру островка.

«Здесь был портал. Но… очень странный».

– Я тоже вижу, – проговорила Триэль.

Смутное мерцание, подобное дрожи горячего воздуха над раскалёнными солнцем камнями.

– Остатки портала, до конца не угасшего, – определил Кирриос. – Штука редкая, но не так чтобы уж совсем необычная…

– Портал, скорее всего, и распался со взрывом после того, как сработала ловушка, – предположил Танзеннин. – От этого все и беды.

– А где тогда тела? – Арбаз осторожно шагнул к тому, что тёмный эльф назвал «остатками портала».

– Всосало в портал? – предположила Триэль.

Орши продолжала бурно рыдать.

Репах застыл подле загадочной дрожи. Радужный змей то свивался кольцами, то вновь распрямлялся, словно стрела; тёмные эльфы взирали на сей странный танец с почти что священным трепетом.

«Портал, но ведёт неведомо куда, – услыхал Арбаз. – Вернее, не могу поверить, куда он ведёт!.. Не бывает такого, и быть не может!..»

– Меньше слов! – рыкнул Арбаз. – Куда он ведёт, говори толком!

«Не могу поверить…»

– Не верь! Просто скажи!..

Молчание. Радужный змей подплыл почти вплотную к Арбазу.

«Будь я проклят, пусть Аэтерос изгонит меня из учеников своих, но следы этого портала ведут за край жизни. Я бы сказал – во владения Демогоргона».

…Они долго махали на Репаха руками, спорили и возмущались, но доказать его ошибку не смог никто. Никто, кроме радужного змея, не умел чувствовать (или выяснять посредством чар), куда вела незримая нить разрушенного портала.

* * *

Всё получилось донельзя удачно, думала Ирма, сидя верхом на Серко, мчавшемся громадными скачками через топь. «Алый крест» сделал своё дело, правда, она сама при этом едва уцелела, если б не волк, ухвативший её за шиворот и в последний момент выдернувший из-под огненной волны.

В общем, им хватит тут разбираться. А ей пора уходить – к тем самым «закладкам». Она, Ирма Нарви, хотела знать, что тут творится.

Конечно, они с Серко, как могли, путали следы; надо было, чтобы слуги Хедина наткнулись бы сперва на вторую ловушку, а потом и на третью. Ирма к тому времени будет уже далеко.

И она действительно оторвалась.

Чистая мощь, использованная госпожой Соллей в первом из «алых крестов», просто потрясала. Кто же она такая? – не могла не гадать девочка. Кто она, эта «госпожа Соллей»?

Но об этом она подумает после, а пока её ждал неблизкий путь до гор.

* * *

Император Мельина знал, что угодил в ловушку. Другое дело, что эта ловушка была не совсем той, что изначально предназначалась ему; он успел-таки сразить двоих – чешуйчатокожее человекоподобное существо с жёлтыми глазами и бахромой мелких щупалец вокруг них и другое, ещё более странное, с пятью конечностями, на манер морской звезды поддерживавшими продолговатое туловище.

Он вобрал в себя, втянул, выпил их жизни, словно приснопамятный Хозяин Ливня. Абсолютно чужие, нечеловеческие сознания, нелюдская логика, нелюдские понятия о добре и зле – всё это вошло в него, вызывая самые настоящие дурноту и слабость, хотя как могут призраки чувствовать «дурноту»?

Император пришёл в себя – вокруг раскинулась сплошная темнота. Холодная, колючая, злая; темнота, способная сковать даже его бестелесную сущность.

Он помнил свои последние ощущения перед пленением – тянущиеся куда-то вглубь, к самому сердцу мира, тончайшие нити заклинаний. Здесь творилась, похоже, некромантия высших порядков; магия Эвиала, не Мельина.

Однако зачем же он им понадобился? Почему охота велась именно на него, Хранителя нового мира, мира, возникшего из слившихся двух?

Ответ напрашивался только один – он мог помешать их замыслу. Или им казалось, что может помешать. Император, хоть и лишился плоти, не мог пока что проходить сквозь стены, или, во всяком случае, имелись такие стены, сквозь которые ему было не пройти.

Абсолютная тьма вокруг. Тьма – над которой властвует Учитель, великий Ракот Восставший, повелитель Мрака.

«Сродство» к Тьме, унаследованное от наставника…

Он шевельнулся – словно человек в путах, стараясь понять, чем же он связан.

Он, может, и призрак, но призрак необычный.

Император вбирал в себя окружающую темноту, осторожно тянулся к незримым стенам своей тюрьмы; да, так и есть – ставлено «на призрака», на сильного, голодного, свирепого; такие вырываются порой у неудачников-некромантов, как учил Владыка Ракот.