Тяжело дыша, воительница отвела взгляд. Глаза немилосердно горели, словно в них плеснули кислотой.

Их тянуло дальше. Безмолвные Дальние скользили рядом, немые призраки, могильщики не одного мира, но целой вселенной.

Потерпи, Рандгрид. Они за всё заплатят. Не знаю как, но заплатят.

Сигрлинн по-прежнему держала её за руку.

Зелёное марево кончилось внезапно, и так же внезапно валькирия ощутила пугающую близость Хаоса. Вокруг царила тьма, лишь в страшной дали полыхали багровые протуберанцы – они оказались у самых пределов Упорядоченного, где сквозь барьеры Творца вечно пытались прорваться эманации абсолютно чуждой всему сущему субстанции.

Хаос кипел, ярился и негодовал. А может, после всего увиденного кипела, ярилась и негодовала душа самой воительницы.

Межреальность напоминала тут едва прикрытую ряской трясину. Реальность качалась, проседала, вздымалась и вновь опадала – никогда ещё Райна не оказывалась в такой близи к Хаосу, даже когда шла дорогами мёртвых богов[6]. Здесь не было ничего живого, ни один обитатель Междумирья не задержался здесь, все бежали куда подальше.

Чародейка внезапно остановилась.

– Я подозревала, что вы способны проникать… за предел пределов. Но понятия не имела как. Ведь это же граница, проведённая самим Творцом!

Ответ пришёл – холодными размеренными словами в глубине сознания.

«Творец в великой мудрости своей явил нам стены. Но только у нас есть ключ от потайной двери».

Волшебница хмыкнула.

– Вы помните наши с Райной условия? Мы должны убедиться, что вы и в самом деле на такое способны!

«Вы убедитесь», – последовал ответ.

– Ждём. – Сигрлинн опиралась о руку Райны.

«Как?! Как они это смогут проделать?! – смятенно думала валькирия. – Сумеют взломать барьеры Творца?! И при этом не запустить Хаос в пределы Упорядоченного? Но, если так… если так…»

– Вы сказали, что должны породить нового Творца… – начала она.

«Нет. Мы должны сотворить идеальную Монаду. Или, во всяком случае, настолько идеальную, насколько это будет в наших силах. Потом, спустя невообразимые океаны времени, Монада пробудится к жизни и сознанию, сделавшись Творцом, который породит новую вселенную».

– А вы при этом?

«Мы должны точно так же сделаться частью великого кристалла, как и всё остальное. Довершится трансформация этой высшей формы Порядка в Монаду уже без нас, благодаря заложенным нами чарам. Мы уйдём вместе с другими, вместе со всеми в Упорядоченном. Никто не избавит нас от этой участи, однако для нас это не трагедия и не страх, а величайшее счастье, доступное нам».

– То есть вот это вот умение… открывать барьеры…

«Оно необходимо не для нашего “спасения”, которого не будет. Оно необходимо для запечатывания Монады, для защиты её от Хаоса. Но да, ты права, воительница, – мы могли бы „бежать”. Другое дело, что мы никогда этого не сделаем. Для нас это так же немыслимо, как для тебя, скажем, употребить в пищу плоть собственных матери или отца».

Воительница кивнула.

– Для меня немыслимо. Однако встречала я смертных, что творили куда худшее, когда им грозила телесная гибель.

«Не имеет значения. Мы владеем знанием для „спасения“, но никогда им не воспользуемся, ибо для нас это как раз и будет конечной гибелью».

– Мы ожидаем демонстрации, – перебила их Сигрлинн.

«Какая форма будет сочтена достаточным доказательством?»

– Можете заключить нас обеих в… во что вы нас заключите? – и отправить в краткое путешествие через Хаос с возвращением вот на это самое место.

Райна, несмотря на всю свою храбрость, ощутила холод внутри.

Ступить в Хаос! Оторваться от спасительной тверди Упорядоченного!.. Оказаться там, где не бывало ещё ни одно разумное существо, ну, за исключением Дальних, наверное, – было от чего растеряться.

«Тогда смотрите и не говорите, что не видели!»

– Не скажем, – пообещала Сигрлинн. Глаза у неё лихорадочно блестели, на щеках играл нездоровый румянец. Райна сказала бы, что она уже на последнем берегу, когда умирающий чувствует облегчение и прилив сил – чтобы попрощаться с родными и миром. – Что мы должны сделать?

«Ничего, – последовал лаконичный ответ. – Стойте, где стоите».

Райна невольно положила ладонь на эфес. Её меч ничего здесь не сделает, но так было спокойнее.

Зеленоватое мерцание вокруг них сделалось ярче, короткие росчерки изумрудных лучей плели стремительно сгущающуюся паутину вокруг чародейки и воительницы; их словно заключало в плотный кокон.

На валькирию внезапно накатила волна паники. А что, если их вот сейчас заключат в зелёный кристалл, как тех горожан, на её глазах обращённых в тончайшую пыль?

– Если б они хотели, то уже бы сделали это. – Сигрлинн поняла её без слов.

– Да, кирия. – Райна опустила голову, стыдясь недостойной слабости.

Меж тем кокон закрылся, сделавшись совершенно непроницаемым.

– И как же мы поймём, что?..

– Поймём, – заверила её Сигрлинн. – Ощутим сразу же. Эманации Хаоса подделать невозможно.

– Они могут повторить барьер Творца? – не могла поверить воительница.

Чародейка тихонько засмеялась и сразу же болезненно скривилась.

– Они и есть барьер, храбрая Райна.

– То есть как? – опешила валькирия.

– Они часть его, – повторила спутница Хедина. – Понимаю, это… с трудом укладывается в голове. Но это так. Мне самой потребовалось побывать у них в плену, чтобы впервые заподозрить, что отпорная стена вокруг Упорядоченного – это не просто некий магический барьер; но только сейчас всё встало на свои места.

– Погоди, кирия, – взмолилась Райна. – Как так? Они часть барьера? Или барьер часть их? Или они именно что составляют барьер?

– До конца не знаю, – покачала головой чародейка. – Но подозреваю, что и то, и другое, и третье. Часть Дальних есть барьер. А часть Дальних действует отдельно от него. Это, конечно, нуждается в строгих доказательствах; но ощущение у меня сейчас именно такое.

Их кристаллическая тюрьма дрогнула и поплыла. Волны силы бились в её стены, раскачивая всё сильнее и сильнее. Райна всей кожей вдруг ощутила дыхание надвинувшегося Хаоса, чёрный жар, беспощадный, от которого плоть будет слезать с костей.

– Близко… – сквозь зубы процедила Сигрлинн. Виски и лоб покрылись капельками пота; пусть её плоть – «лишь комбинация заклинаний», но эта комбинация слишком уж до мелочей воспроизводила все человеческие реакции.