Эти слезы, вероятно, пошли на пользу. В дальнейшем Мария Александровна отличалась именно прекрасной, стройной фигурой и в преклонных летах «держалась прямо и с достоинством».

...Не только Мария, но и другая дочь Пушкина Наталья стала очень привлекательной женщиной. Их можно было заметить в любой толпе – статных, высоких, к тому же умевших хорошо одеваться.

Судя же по отзывам современников, впечатление об эффектной внешности урожденных Пушкиных усиливало их обаяние. Это была их фамильная черта. Вспомним, насколько неотразим был наш «некрасивый» Александр Сергеевич для самых прекрасных дам своей эпохи. И как искушенные в вопросах женской красоты кавалеры пушкинского века признавались, что нельзя было найти никого обаятельнее жены Пушкина.

Не случайно портрет старшей дочери поэта висит в Музее Л.Н.Толстого в Москве в том разделе экспозиции, где рассказывается о создании романа «Анна Каренина». Помните, как восхитительно выглядела она на московском балу?

«Анна была... в черном, низко срезанном бархатном платье, открывавшем ее точеные, как старой слоновой кости, полные плечи и грудь и округлые руки с тонкою крошечной кистью. Все платье было обшито венецианским гипюром. На голове у нее, в черных волосах, своих, без примеси, была маленькая гирлянда анютиных глазок и такая же на черной ленте пояса между белыми кружевами. Прическа ее была незаметна. Заметны были только, украшая ее, эти своевольные короткие колечки курчавых волос, всегда выбивавшиеся на затылке и висках. На точеной крепкой шее была нитка жемчугу».

Это описание Толстым его героини почти в точности совпадает с портретом Марии Александровны Пушкиной кисти И.К.Макарова. И понятно, почему именно такой, как на портрете, он увидел ее. При первом случайном знакомстве. Пристально разглядывая дочь Пушкина, он поразился своеобразию ее облика, «арабским завиткам на затылке», изяществу высокой, прямой фигуры. Пришла убежденность – вот она, его героиня, пленительная, незабывающаяся, роковая. Так рождался портрет Анны Карениной, «списанной» Львом Толстым с Марии Пушкиной.

«Я тебе послала очень хорошенькую женщину – все, кто видел портрет, подтверждают сходство», – писала мужу в Ригу Наталья Николаевна. Она знала, чем его порадовать – Ланской буквально окружал себя портретами жены. Художник И.К.Макаров отказался взять деньги за работу: «Я так расположен к Петру Петровичу, что за счастие поставлю ему сделать удовольствие к именинам».

А Наташа Пушкина, Наталья Александровна? «В жизнь мою я не видал женщины более красивой, как Наталья Александровна, дочь поэта Пушкина, – писал сын известного писателя М.Н.Загоскина. – Высокого роста, чрезвычайно стройная, с великолепными плечами и замечательною белизною лица, она сияла каким-то ослепительным блеском. Несмотря на малоправильные черты лица, она могла назваться совершенною красавицей, и если прибавить к этой красоте ум и любезность, то можно легко представить, как Н.А. была окружена на великосветских балах и как около нее увивалась щегольская молодежь в Петербурге».

А дочери Ланские? Кажется, Наталья Николаевна, мать очень чадолюбивая и вместе с тем умевшая смотреть на детей без иллюзий, – это понимала. Она всегда беспокоилась, особенно когда приходили важные гости, какое впечатление произведут младшие дочери, одевала, причесывала их с особой тщательностью. Когда визиты наносились в ее отсутствие, Наталья Николаевна тревожилась вдвойне. Понятно, что без хозяйки – дом сирота.

«Визит великого князя Константина вызывает у меня беспокойство как матери, – не скрывая досады, пишет Ланская мужу. – Я уверена, что девочки были не в лучшем виде. Я не думаю о Софи (Сонечке Ланской, жившей у Натальи Николаевны на правах приемной дочери. – Л.Т.), которая очень красива без всяких особых приготовлений, но моя бедная Азинька и Лиза могли не произвести желаемое благоприятное впечатление».

Когда девочки Ланские выросли, уже появилась фотография. На них мы видели высоких молодых женщин, темноволосых, с крупными, несколько тяжеловатыми, но приятными чертами лица. Все трое были похожи друг на друга и явно пошли в Ланских.

Александру Петровну Ланскую-Арапову даже самый придирчивый ценитель отнес бы к женщинам, которых невозможно проводить равнодушным взглядом. Но приходится согласиться с ней самой Араповой, считавшей, что и она, и сестры отнюдь не унаследовали материнских черт. Поистине неповторимой оказалась красота пушкинской «мадонны».

Можно с уверенностью сказать, что дочери Пушкиной-Ланской, как кто-то точно выразился, лишь «заняли» у матери красоты – ни про кого из них нельзя было сказать – «вылитая Наталья Николаевна». Да и что удивительного? Было бы наивно ожидать, что и совершенство поэтического гения Пушкина и то чудо природы, которое представляла его «мадонна», – повторимы. Убедиться в этом просто – достаточно раскрыть томик со стихами Александра Сергеевича и всмотреться в любой из портретов Натальи Гончаровой.

Однажды Н.А.Раевский, автор прекрасной книги о Пушкине, его друзьях и знакомых «Портреты заговорили», как раз и занялся подобной задачей – взял в руки увеличительное стекло и стал пристально, миллиметр за миллиметром рассматривать даггеротип, на котором изображена генеральша Ланская. Смотрел-смотрел и со вздохом отложил его в сторону. Сколько перед ним прошло портретов русских красавиц, которые заставляли говорить о себе, удивляли Европу! Много, очень много, но таких совершенных черт видеть не доводилось. И ведь это была не мраморная, холодная красота, а пленительная, чарующая. Как сказал Пушкин о ней: «Чистейшей прелести чистейший образец». И это – неповторимо...

Однако Наталья Николаевна просила не уличать ее в кокетстве, говоря, что не видит в своей внешности поводов для особых восторгов. «Клянусь тебе, – писала она Ланскому, – я никогда не понимала тех, кто создал мне некую славу». Возможно, ее память сохранила впечатления о замечательной внешности собственной матери, Натальи Ивановны. И потому дочь не считала себя слишком привлекательной. А семейное предание называло имя еще одной красавицы.

...Однажды во время пожара в Зимнем дворце кто-то из офицеров обегал уже пылающие апартаменты и, желая хоть что-нибудь еще спасти, увидел стоявший на золоченом столике небольшой овальный портрет. И молодой человек замер. Через мгновение, схватив этот жалкий клочок бумаги в рамке, он выбежал из комнаты, очертания которой уже растворились в клубах дыма. Наверное, можно было взять дорогую ценную вещь. И когда молодой человек сдавал в комендатуре свою находку, то, увидев в его руках скромную черепаховую оправу, кто-то высказал удивление: мол, стоило из-за этого лезть в пекло?

– Да посмотрите же! – ответил офицер, поворачивая портрет незнакомки так, чтобы он был виден присутствующим. – Можно ли отдать огню такую красоту?