Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«У сына была иконка на груди и ключи от квартиры в кармане», – рассказывала мать одного из подростков.
Погибшим было 12, 13 и 14 лет.
Когда родители пропавших мальчиков пришли к четвертому (тому, что ездил с ними в Москву накануне), он ничего не рассказал о подвозившем их тогда Головкине. «Я не придал этому значения», – объяснил подросток. Но потом милиция выяснит этот факт, и он станет решающим в поимке маньяка.
Эпизод десятый
Этот эпизод звучит как «вовлечение несовершеннолетних в пьянство».
Во время следствия выяснилось, что Головкин на работе имел доступ к спирту. И вот в красном уголке конезавода он угощал разбавленным спиртом подростков, которые жили неподалеку. «Я хотел приучить их к себе и использовать в своих целях», – скажет он потом на допросах. Опьяневших мальчиков он развращал.
Эпизод одиннадцатый
В деле рассказывается про подростка, который очень любил лошадей. В жилой комнате конезавода Головкин несколько раз пытался его напоить и совершал развратные действия.
Эпизод двенадцатый.
«Незаконное ношение холодного оружия»
Для всех своих зверств маньяк использовал несколько ножей. Главные свои преступления Головкин совершал кинжалом, который купил в 1983 г. в районе ВДНХ. В 1986 г. приобрел охотничий разделочный нож в коричневых ножнах. Эти два ножа фигурируют практически во всех эпизодах убийств.
Попавших в руки маньяка и выживших было как минимум двое. Об одном мы уже рассказали; второй – мальчик, который приходил на конезавод поглазеть на лошадей. Парню было 14 лет, когда Головкин предложил съездить с ним в лес – пообещал показать землянку с немецкими боеприпасами. Просил никому не рассказывать, что едет с ним. По дороге Головкин показал ему ксерокопию статьи про Фишера, который убивает детей. «Но фоторобот, опубликованный там, был непохож. Я ничего не заподозрил», – пояснит на суде подросток.
В лесу Головкин сказал, что не хочет, чтобы мальчик знал дорогу к землянке. Под этим предлогом связал ему руки и надвинул на глаза кепку с надписью «Речфлот». Спасло подростка только то, что он мимоходом сказал, что мама все знает о поездке в лес – куда, зачем и с кем он поехал. После этого маньяк вывел мальчика на дорогу и отвез домой.
За время следствия были опрошены сотни свидетелей, которые описывали высокого мужчину с черной сумкой. «Он шел задумчивый, как будто не видел нас, и даже не шарахнулся», – скажет одна из женщин, которая встретила его, как потом выяснится, перед очередным злодеянием (он тогда выслеживал мальчиков в лесу).
Когда Головкина задержали, он во всем признался. Сотрудничал со следствием, рассказал все в деталях, показал, где прятал останки. Все совпадало, сомнений в виновности Фишера не было никаких. Это как раз тот редкий случай, когда улик столько, что отрицать виновность – безумие. Небольшая путаница в самом начале следствия (когда маньяка еще не поймали) была связана с тем, что в то же время орудовал Чикатило. Но вскоре следователи разобрались, что это два совершенно разных маньяка и их мотивы и стиль совершения убийств не совпадают.
Любопытно, что расследовали дело и Чикатило, и Головкина одни и те же люди: старший следователь по особо важным делам при Генпрокуроре Евгений Бакин, начальник Главного управления уголовного розыска МВД России Владимир Колесников. Чикатило арестовали в ноябре 1990 г., то есть за два года до задержания Головкина. И расстреляли его на два года раньше, чем Фишера.
На следственных экспериментах Головкин о пытках говорил буднично. Объяснял: «Я чувствовал, что этого делать нельзя. И в то же время тяга какая-то была. Удовольствие от этого получал».
Как может нормальный человек вообще рассказывать спокойно о таких зверствах? В деле сказано, что тем не менее на учете у психиатра и нарколога Головкин не стоял.
По заключению комплексной психолого-сексолого-психиатрической экспертизы, Головкин психическим заболеванием не страдает, обнаруживает признаки шизоидной психопатии на органически неполноценной почве с проявлением садистического сексуального влечения.
Головкину присущи такие индивидуально-психологические особенности, как склонность к созданию сверхценных труднокоррегируемых концепций, низкий контроль над эмоциями и влечениями. Неспособность выразить их в социально-приемлемой форме, тенденция к накоплению грубых аффектов, снижение чувства сопереживания и понимания другого оказывали влияние на его поведение во время совершения инкриминируемых ему деяний.
Стационарная экспертиза подтвердила: вменяем, поскольку помнит, что произошло, понимает, в чем его обвиняют, способен логично рассказать последовательность событий и т. д.
И все же нормальный человек не смог бы совершать половые преступления против детей (напомним, некоторым жертвам было всего 10 лет!). Это ведь по сути преступление против самой человеческой природы.
Здравствуй, дорогая мамулечка! Вот и вылезла наружу самая страшная тайна. Видишь, каким я оказался мерзавцем. Все началось давно, еще в школе. Тогда это были только мечтания, а потом, по мере выявления возможностей, появилось и желание использовать эти возможности. Да что углубляться в подробности, тебе они наверняка уже известны. Я понимаю, да и раньше понимал, сколько горя могу причинить тебе и всем родным, но ничего не мог с собой поделать.
Это письмо Головкина из СИЗО.
Фишер благодарит мать за передачу, говорит, что, как только надел домашние вещи, запахло домом. Благодарит за адвоката, переживает, что платить за него будет нечем.
Давай подумаем о главном и рассудим трезво. Мне стыдно. Стыдно писать это письмо, стыдно получать передачи. Я чувствую себя как инопланетянин.
У всех людей есть жены, дети, любимые женщины. Можешь представить себе, как можно находиться в одном обществе с людьми, у которых такие же дети, каких я убивал… Я думаю, ты со мной согласишься, такие преступления не прощаются, их и нельзя прощать. У меня сейчас единственная надежда на то, что признают отклонения в здоровье. Это будет для меня хоть какая-то реабилитация. Если нет, то жизнь теряет для меня дальнейший смысл, я все равно уже человек конченый. Может, лучше тебе отказаться от меня.
Удивительно, как грамотно он пишет, без единой орфографической ошибки. Почерк ровный, академический. И текст письма не кажется безумным, не