Я рассчитывала на более подробный ответ, но он заставлял меня все вытягивать из него клещами.

– Какие новости? – спросила я. – У тебя все нормально?

Так странно было говорить с Джеймсом по телефону. Другое дело – обмениваться эсэмэсками. Тут почему-то чувствовалась существенная разница. Когда-то наша дружба была такой легкой и непринужденной. Теперь же, казалось, она переходит невидимую грань.

– Да, у меня все отлично. – Он произнес это слишком медленно.

Я ждала, не очень понимая, что сказать дальше.

– Тут просто… м-м… Я тут оказался в твоих краях и подумал – может, у тебя найдется время выскочить попить кофе?

– Что-что? – Не знаю, сказала я это вслух или нет.

– Ты здесь?

– М-м… да, я слушаю.

– Я не расслышал – «да» или «нет»?

– Э-э… извини, но я сейчас в Канэри-Уорф. Было бы здорово, но у меня сегодня дел невпроворот. Одна встреча за другой. В этом бизнесе из нас все соки выжимают. – Я услышала, как издаю фальшивый смешок, чтобы разрядить обстановку. Я решила: вряд ли он почувствует эту фальшь, он недостаточно меня знает.

Я подумала о мужчине на том конце линии. Я всегда представляла себе, как он, по щиколотки в земле, разравнивает граблями клумбу, а потом вытирает руки о неопрятную серую футболку, которая когда-то была белой. Черты его лица – почти такие же, как у Адама, но более молодые, более заостренные, более точеные. Он откидывает волосы со лба, и видно, что под ногтями у него грязь.

А теперь он вдруг оказался здесь, в этой «бетонной метрополии», как он – я слышала – называл Лондон. Мне казалось, он совсем не поклонник больших городов. Что же он тут делает? Неужели он ради такого случая облачился в костюм? И вот бродит по лабиринту небоскребов, все отчаяннее стремясь вернуться на свои обожаемые зеленые пастбища?

Осознание того, что я думала о нем, представляла его себе (и, видимо, не впервые), заставило меня покраснеть.

Заикаясь, я сказала в отверзшуюся тишину:

– М-м… может, в другой раз?

– Ну да, конечно, ничего страшного, – быстро отозвался он. Казалось, он смущен и теперь ему хочется побыстрее свернуть разговор.

Послав «пока» в молчание, которое он после себя оставил, я какое-то время неподвижно стояла на углу площади Кэбот-сквер. Холодный ветер свистел вокруг меня. Я в недоумении пялилась на экран телефона.

Я пыталась сосредоточиться на работе, но мне все не давала покоя одна мелочь, засевшая где-то на задворках сознания. Что значит – «я тут оказался в твоих краях»? Это и правда так? Или тут что-то более сложное? И если да, то почему?

Не знаю, почему я не рассказала Адаму про этот звонок Джеймса. Чувствовала, что следовало бы о нем упомянуть, но о чем тут рассказывать? Джеймс правильно сказал – «ничего страшного». Но если бы Адам позвонил подружке Джеймса как бы случайно, просто потому, что проезжал мимо тех мест, где она живет или работает, – о, я бы решила, что это говорит о многом. Я отлично понимала, что тут действуют двойные стандарты.

Я провела три недели, прошедшие после «инцидента», пытаясь применить то же взрослое отношение к патовой ситуации, сложившейся у нас с Памми. Да, случившееся было, что называется, достойно сожаления. Но как только я об этом как следует задумалась, меня осенило: судя по всему, для Адама и его матери эта проблема была гораздо серьезнее, чем для меня. Ну да, я испытывала определенную неловкость, но я стала лишь пешкой в их игре. Если бы, боже упаси, все вышло наоборот и это моя мама увидела то же, что Памми, меня ждали бы страшные душевные муки. Поэтому (хоть я и сомневалась, что она когда-нибудь станет моим самым любимым человеком на свете) я решила изо всех сил попытаться каким-то образом извиниться перед ней за эту историю – в подходящее время. Впрочем, я не ожидала, что мне придется так скоро испытать на практике свою новую жизненную философию.

Мы договорились в ближайшее воскресенье пообедать втроем в Севеноксе, в рыбном ресторане. «Думаю, будет лучше, если мы встретимся на нейтральной территории», – заметила Памми. Она произнесла это так, словно встречаются два руководителя государств, пытающиеся предотвратить третью мировую войну. Как всегда, мы покорились ее желанию и явились в Loch Fyne близ Хай-стрит. Мы припарковались на стоянке позади Marks & Spencer, и Адам обнял меня одной рукой, пока мы шли по проходу, срезая путь к ресторану. Это был вполне обыденный жест, он сто раз так делал, но мы уже почти месяц не спали друг с другом, и от его прикосновения меня бросило в дрожь. «Когда вернемся домой, попробую еще раз», – подумала я. Но подобные попытки нельзя предпринимать без конца – когда ты ставишь себя в такое положение, зная, что тебя отвергнут. Я не убираю с лица слабую улыбку, притворяюсь, что это не важно, притягиваю его к себе, чтобы приласкать, – в тех редких случаях, когда он это позволяет. Но все это не важно. Хуже всего для меня то, что во всем этом, опять же, виновата только она.

Мы свернули за угол, и на меня вдруг налетел ледяной ветер. Я плотнее запахнулась в пальто, радуясь, что еще и надела под него свитер грубой вязки. В итоге выглядела я не сказать чтобы шикарно, но ничего шикарного я в себе и не ощущала. Даже не потрудилась вымыть утром голову. Зачем зря тратить шампунь и кондиционер, если она все равно будет отпускать свои уничижительные комментарии, в каком бы виде я ни появилась – с сальным хвостом или со сверкающими пружинистыми кудрями, каскадом ниспадающими на плечи.

Хотя мы вошли на пять минут позже назначенного срока, я знала, что ее не будет. Она никогда не приходит вовремя. Предпочитает выждать как минимум четверть часа, прежде чем торжественно появиться. Чтобы гарантированно обратить на себя всеобщее внимание и избежать унизительного одинокого ожидания. Памми знает массу таких приемчиков, я тоже кое-какие освоила, но, скорее всего, даже я поразилась бы, узнай я все трюки из ее арсенала.

– Ну как, будем обсуждать то, что случилось? – спросила я у Адама, пока метрдотель принимал его пальто. Свое я решила не снимать, пока немного не оттаю.

– Нет, – лаконично ответил он.

– Разве тебе не кажется, что нужно…

– О господи, Эм. Не надо об этом больше, вот и все. Ей и так пришлось много перенести. Я уверен, она не хочет, чтобы мы это снова ворошили. Во всяком случае, сам я чертовски уверен, что мне этого не хочется.

Я подумала: да уж, мне явно предстоит много радости. Два, а то и три часа торчать в обществе женщины, которой невыносим сам мой вид, и жениха, который терпеть не может находиться рядом со мной. Когда мы садились за стол, какие обычно ставят в отдельной кабинке, мне пришло в голову, что Джеймс тоже мог бы прийти – поддержать свою бедную скорбящую мать. Ну просто отлично. Кажется, хуже и быть не может.

Разумеется, ровно через пятнадцать минут после назначенного времени в зал вступила Памми, на лице которой читалась сложная смесь любви и ненависти. В знак приветствия она крепко обняла Адама.