— Никаких — отозвался Фэйрфакс, — при условии, что погоня за деньгами не становится самоцелью. В таком случае я найду массу возражений. «Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут»[16].

— Да, сэр, что есть, то есть, потому что это цветы.

— Ладно, довольно о делах, — твердо произнесла леди Дарстон. — Расскажите нам о себе, мистер Фэйрфакс. Вы всегда хотели стать священником?

Столь резкая перемена темы застала его врасплох.

— Я? Нет. Скорее, выбор сделали за меня. Мои родители и сестра погибли от лихорадки, когда я был маленьким, и мне пришлось жить у дяди в Уэймуте, человека достойного, но уже в годах. От озорного десятилетки ему было мало проку, так что меня отправили в школу при Эксетерском соборе, а потом в семинарию.

— Значит, Церковь стала для вас и матерью, и отцом?

— Да, и всеми прочими родственниками, вместе взятыми, поскольку дядя умер вскоре после того, как отослал меня в школу. — Фэйрфакс ощутил укол совести. Его поведение в тот день едва ли можно было назвать приличествующим верному сыну Церкви. — Я с самого детства знал, что мое призвание — служение Господу, и считаю это огромной честью.

Впервые за всю жизнь эта привычная формулировка показалась ему слегка неискренней.

— У нас слишком много священников, — заявил Хэнкок, наливая очередную порцию джина. — Таково мое мнение. Без обид, Фэйрфакс, но они слишком часто лезут в дела, которые их не касаются. Взять для примера хотя бы мою мануфактуру. Они едут из Эксетера проверить, не нарушил ли я тот или иной закон и не установил ли станки, которые запрещены. Ну и где в Библии хоть что-нибудь про это говорится? Занимайтесь делами духовными, а производство сукна оставьте мне.

— Значит, по-вашему, Церковь следует отделить от государства?

— Так будет лучше для обоих.

— Рано или поздно неизбежно окажется, что у Церкви есть моральные устои, но нет власти, а у государства есть власть, но нет моральных устоев. Именно это привело древних к краху.

— Значит, Церковь удерживает нас от краха, но, с другой стороны, ей выгодно поддерживать в нас это убеждение. А откуда нам знать, что они говорят правду, если изучение прошлого объявлено преступлением?

— Осторожнее, Джон, — предостерегла его леди Дарстон.

— Я просто выражаю свое частное мнение. Уверен, преподобный отец не станет жаловаться на меня епископу за ересь.

Фэйрфакс улыбнулся:

— Я сохраню в тайне ваши высказывания, капитан. Даже некоторые служители Церкви придерживаются подобных взглядов. Хорошо помню одного кандидата в священники, который говорил ровно то же самое.

— И что с ним стало?

Фэйрфакс помолчал.

— Честно говоря, не знаю в точности.

И это была чистая правда: он не знал. За день до того молодой человек обедал вместе со всеми остальными в трапезной дома капитула; назавтра его место за столом оказалось свободным, а вещи исчезли. Его исчезновение никто не обсуждал. Фэйрфакс и сам позабыл об этом эпизоде и вспомнил о нем лишь сейчас. Это случилось года три-четыре тому назад. Он не смог даже вспомнить, как звали молодого человека.

Разговор затих сам собой. Солнце садилось; начинало тянуть холодом. Хэнкок допил остатки джина. Леди Дарстон поднялась и закрыла дверь конюшни, потом подошла к буфету и, чиркнув спичкой, принялась зажигать свечи. Фэйрфакс вскинул глаза к окну в крыше. Скоро должно было стемнеть. Ему внезапно стало не по себе.

— Пожалуй, мне пора возвращаться в деревню.

— Как, уже? — В голосе леди Дарстон послышалось смятение. — Но мы еще не закончили ужинать. Нас ждет пудинг с запеченными яблоками.

— Перспектива заманчивая, но уже смеркается. Я должен соблюдать комендантский час, а не то миссис Бадд будет беспокоиться: не стряслось ли со мной чего-нибудь.

— Но идти далеко, а дорога для вас незнакомая.

— Уверен, я без труда найду ее. — Он сложил свою салфетку, положил ее на стол и поднялся. — Благодарю, ваша светлость, за великолепное угощение и прекрасную компанию.

Она обернулась к Хэнкоку:

— Джон, вы не подвезете преподобного отца? Вам ведь по дороге.

Хэнкок поджал губы, глядя на нее поверх своего стакана.

— Не вижу необходимости. Тут идти-то всего ничего. — Он посмотрел на Фэйрфакса. — Через парк, повернете направо, а потом, у подножия холма — налево. Стемнеет не раньше чем через час.

— Мне станет спокойнее, если я буду знать, что мистер Фэйрфакс благополучно добрался до приходского дома. Кто знает, какие лихие люди могут рыскать по дорогам под покровом темноты? Прошу вас, окажите мне услугу и отвезите его.

— Честное слово, леди Дарстон, это совершенно излишне, — сказал Фэйрфакс.

— Вспомните о том, что случилось с отцом Лэйси.

Хэнкок в раздражении грохнул стаканом по столу:

— Лэйси был стариком, который бродил по краю опасного обрыва. Фэйрфакс молод, и тут ему ничего не грозит. — Его тон неожиданно стал льстивым. — Честное слово, Сара, я еще не хочу уезжать. Мне надо обсудить с вами кое-что.

— Пожалуйста, Джон.

Хэнкок забарабанил пальцами по скатерти:

— Ладно, Фэйрфакс, я отвезу вас, если она настаивает. Но буду признателен, если вы на пару минут оставите меня наедине с ее светлостью перед тем, как мы уедем. Сделайте одолжение.

Он сунул руку во внутренний карман, вытащил оттуда сложенный лист бумаги, судя по виду, какой-то юридический документ, и положил его на стол.

Фэйрфакс беспомощно повернулся к леди Дарстон, не понимая, как выпутаться из неловкого положения. Та посмотрела на него с таким видом, будто он ее подвел, потом обреченно вздохнула:

— Вы не подождете в другой комнате, пока я выслушиваю капитана Хэнкока?

— Разумеется. Прошу прощения.

Он вышел во двор и закрыл за собой дверь. Интересно, что за дело срочно приспичило обсудить Хэнкоку? Служанки — Абигайль, Дженни и третья, более мужеподобная, судя по всему, Мэри, — сбились в кучку и о чем-то перешептывались. Мэри была в уличной одежде и чепце — видимо, откуда-то вернулась. Она держала на поводке здорового пса, который при виде Фэйрфакса зарычал и сделал попытку броситься на него, успокоившись, лишь когда служанка резко рванула поводок. Он кивнул троице и отправился в гостиную.

Свечи не горели, в комнате царил полумрак. Представители рода Дарстонов пристально смотрели на него с фамильных портретов неестественно большими и круглыми глазами. Фэйрфакс поразился тому, насколько современно они выглядели. Их можно было встретить где угодно в Англии, на любой улице и в любом доме, слыша, как они жалуются на слуг или на состояние дорог. Разве что наряды их были более щегольскими — нынешние оливковые военные мундиры не могли идти ни в какое сравнение с прежними, алыми, — но в остальном они принадлежали к миру, бесспорно схожему с его собственным. Казалось, что долгое восстановление после Апокалипсиса застопорилось в точке, которой цивилизация достигла за два столетия до катастрофы. Но почему? Неужели из-за того, что некоторые базовые модели поведения были присущи людям изначально — потребность выращивать еду, жить в поселениях, верить в Бога, рожать и растить детей, — а когда речь не шла об элементарных вещах, требовался огромный рывок, чтобы вернуться к тому миру, который описывал Моргенстерн? Или же такие попытки делались в прошлом, но потерпели неудачу или были пресечены, а он никогда об этом не слышал?