«Правительство правительством, да хороши и мы! Разве не случается сплошь и рядом: человек учится где-нибудь в университете или в каком-нибудь другом высшем учебном заведении; как говорится у нас, прекрасно образован; толкует горячо о высших истинах, о свободе, о честности и чести и проч. Получает он видное место — смотришь, сделался деспотом и вором. Из кого же все вырабатывается, как не из народа, не из общества? не есть ли оно плоть от плоти их и кость от костей их?»[192].

«Классики» одержали победу над «реалистами». Будущность подрастающего поколения была принесена в жертву охранительным тенденциям. Желая уберечь молодежь от нигилизма, власть своими собственными руками каждый год готовила тысячи будущих неудачников, в то время как народное хозяйство испытывало настоящий голод в специалистах. И когда бывший выпускник Симбирской гимназии Владимир Ульянов утверждал, что «память молодого человека обременяли безмерным количеством знаний, на девять десятых ненужных и на одну десятую искажённых», он знал, что говорил.

Граф Лев Николаевич Толстой устами Константина Левина с афористической краткостью охарактеризовал пореформенную Россию: «теперь, когда всё это переворотилось и только укладывается». Переворотились взаимоотношения власти и общества, отношения между сословиями, нравственные устои общества и семейные связи. О последнем перевороте нужно сказать особо.

Граф Сергей Дмитриевич Шереметев (1844–1918), вспоминая в начале XX столетия время своей молодости — 60-е годы XIX века, упомянул и «французскую горизонталку»[194]. Так сиятельный граф назвал не отличавшуюся строгостью нравов великосветскую даму. И хотя в момент работы над мемуарами минуло почти полстолетия после описываемых событий, Сергей Дмитриевич каждый раз с трудом сдерживал волнение, когда вспоминал о подобных дамах. Видимо, сам факт существования «французских горизонталок» в русской жизни до сих пор вызывал у него болезненную реакцию, связанную с чем-то глубоко личным, о чем даже самому себе и даже у двери гроба человек не всегда рискнет признаться. Граф Шереметев дал нам ключик, с помощью которого мы можем открыть потаённую дверь, посмотреть на последнюю треть XIX века под совершенно неожиданным ракурсом и узреть произошедшую тогда в России сексуальную революцию, которую мы до сих пор ухитрялись не замечать. Граф безоговорочно связывал сексуальную революцию в России с тлетворным влиянием чужеродных нравов, 6 марта 1891 года граф Сергей Дмитриевич зафиксировал эту мысль в одной из своих заметок:

«Не так давно мы пережили мрачное время второй Наполеоновской империи, время оперетки, канкана и государственного разврата. Оно отразилось и у нас всецело, и торжествующий разврат господствовал на погибель всему, что было дорого и свято, неудержимо стремясь потоком во все слои. Семья, основа государства, поколебалась, порок торжествовал, хищения достигли предела!..»[195].

В высшем обществе 1860-х годов тон задавали великосветские львицы, желавшие походить на дам парижского полусвета. Именно они, а не мужчины были законодательницами мод и председательницами оргий. Модные петербургские дамы брали пример с французских кокоток и героинь оперетт Оффенбаха.

У светских дам, желавших сохранить любовь своих избранников, были веские основания подражать женщинам лёгкого поведения, ибо в эти годы мужчины со средствами и весом в обществе отдавали предпочтение куртизанкам из числа гастролирующих французских актрис или отечественных балетных танцовщиц. Пример подавали члены Императорской фамилии. Великий князь Константин Николаевич, младший брат императора Александра II и генерал-адмирал российского флота, открыто содержал артистку императорских театров балерину Анну Васильевну Князеву, урождённую Кузнецову, и имел от неё пятерых детей[197]. Не отстал от одного из главных деятелей эпохи Великих реформ и другой младший брат императора. Генерал-фельдмаршал великий князь Николай Николаевич Старший, командующий войсками гвардии и Петербургского военного округа, от длительной связи с балериной Екатериной Григорьевной Числовой имел пятерых детей, впоследствии получивших права потомственного дворянства. Внебрачные сыновья Николая Николаевича служили в полках лейб-гвардии Конно-гренадерском и Кавалергардском[198]. «Да разве он один? Подобных примеров не оберёшься. Теперь две бывшие танцовщицы — предводительши! Губернские предводительши!» — с возмущением восклицает молодая 22-летняя светская дама Марья Михайловна, главная героиня романа Петра Дмитриевича Боборыкина «Жертва вечерняя». (Действие фактографичного романа разворачивается в Петербурге второй половины 1860-х годов.) На страницах своего интимного дневника Марья Михайловна повествует о юной, но расчетливой выпускнице театральной школы.

«Эта похитрее. Сразу не поехала ни с кем и начала поддразнивать своих обожателей: кто больше даст. И Мишель Кувшинин, самый умный мальчик, на прекрасной дороге, теперь назначен куда-то губернатором, предлагал ей сто шестьдесят тысяч выкупными свидетельствами!!