Не меньше половины вражеских десантников потянулись к «колотушкам».

– Быстрее!

Я сильно рискую, повторяя свой трюк с подвешиванием в воздухе Ф-1, но сейчас другого выхода нет. Взрывы многочисленных М-24 выбьют как минимум половину моих людей. Потому сорвав чеку с предпоследней «лимонки», я делаю секундную задержку перед броском и только после бросаю гранату. Она взрывается в воздухе в момент броска «колотушек»…

Не знаю, было ли возможным подобное на настоящей войне, случалось ли такое в жизни, но сейчас фугасное действие и разлетевшиеся во все стороны чугунные осколки эфки изменили траекторию полёта «колотушек». Несколько немецких гранат не долетели до нас, пара упала прямо к немцам, ещё одну снесло в реку… А следом к залегшим германцам упало несколько «лимонок», удачно брошенных моими бойцами…

Взрыв!

– Вперёд, за Родину!

Я первым вскакиваю с земли, пока оглушенные и израненные осколками пулеметчики затихли. Перезарядить ППШ нечем – в горячке оставил диски в ячейке, потому в бой иду с трофейным карабином, к которому примкнут немецкий ножевой штык. Однако и со стороны врага раздается суровый, властный голос:

– Infanterie, anden Bajonett-Angriff!!!

Немцы не хуже меня осознают опасность своего положения – и, прижатые к воде, драться они будут до последнего. Потеряв преимущество в огневой мощи, наши гранаты летели прежде всего к пулеметным расчётам – враг видит в рукопашной последний шанс на спасение. Потому по команде офицера (ну, возможно, и унтера) вторая волна десанта человек в двадцать встаёт и кидается нам навстречу. Несколько секунд спустя две людские волны схлестнулись в яростной сшибке…

Вражеский выпад сбиваю стволом винтовки, одновременно шагнув влево и уведя корпус с линии атаки. От удара карабин отводит назад; обратным движением вонзаю штык точно в живот немца и тут же вырываю клинок из человеческой плоти. Справа зарокотал МП-40 германского командира, но его практически сразу заткнул яростный рев ППД Архипова. Политрук сгоряча высадил весь диск, но вместе с офицером положил ещё трех фрицев. Слева же рослый германец, умело отбив нацеленный в живот укол, сам пробил противника штык-ножом. Но не успел он его освободить, как тяжелый удар моего приклада сбил гренадера на землю.

Противники вблизи меня кончаются, я выхватываю ТТ из кобуры. Гремит восемь частых пистолетных выстрелов, и каждая пуля находит свою цель, стремительно переламывая ход боя в нашу пользу. Последних немцев пограничники добивают уже у самой воды, задавив числом отчаянно дерущихся «зольдат», не просящих пощады. Впрочем, сейчас разгоряченные схваткой бойцы, озлобленные потерями товарищей и отчаянным сопротивлением врага, вряд ли бы среагировали на поднятые руки…

6 июля 1942 года, 8 часов 47 минут.

Район железнодорожной станции Придача, г. Воронеж.

41-й пограничный полк 10-й стрелковой дивизии НКВД

– Значит, еще раз проинструктируйте людей: никаких развернутых цепей, никакого бега в рост с криком «ура» – передавят, как котят!

Собравшиеся вокруг меня командиры взводов, некоторые «замки» и политруки внимательно слушают, хотя на лицах кое-кого и написано непонимание моих слов и даже недоверие. Ну и хрен с ними, сомневаться могут столько, сколько хотят, мне важно, чтобы мои команды выполнялись в точности – тогда, может, и сохраним роту. И Архипов оказывает мне огромную поддержку тем, что всецело признает мою власть и подчиняется как старшему по званию. Хотя фактически институт политических руководителей в Красной Армии нередко приводит к двоевластию и ненужному раздраю между начальствующими лицами, особенно губительному в критические моменты. Политруки, комиссары – это ведь не кадровые командиры с полным военным образованием, у них свои задачи по поддержанию морального духа бойцов. Хотя фактически сколько было ситуаций на войне, когда самоуверенные, честолюбивые и порой просто дурные люди мешали командовать профессиональным военным – не счесть! Вот и сейчас то, что я говорю, понимают и принимают не все. Те же Полянских и Калагов, очевидно, представляли себе, что поредевшая за последние два дня рота все равно кинется в лихую штыковую как 4-го числа, у реки – да в рост, не кланяясь пулям! Только вот тогда нас с противником разделяло меньше ста метров, немцы не успели закрепиться, а атака была вынужденной мерой для ликвидации плацдарма. Сейчас все гораздо сложнее и страшнее…

– Средств усиления у нас нет, потому в полосе наступления роты давить огневые точки будут пулеметный взвод и снайперско-стрелковая группа. Я присоединюсь к прикрытию. Оно выдвигается вперед группами по два-три человека до начала атаки. Сержант Лопатин, ваша задача – постараться подобраться метров на триста к противнику, используя любые возможные укрытия, после чего дождаться сигнала общего наступления.

Сержант Владимир Лопатин, поставленный старшим над стрелками, уверенно кивает головой. Он не базовый снайпер – в моей роте штатного снайпера не было изначально. Но в ходе боев последних двух дней я выделил по три-четыре наиболее способных стрелка в каждом взводе, сведя их в специальную снайперско-стрелковую группу. Занятия с людьми я проводил сам, рассказывая теорию снайперской стрельбы, о правильном выборе лежки – чтобы и маскировала, и в то же время была не слишком приметной, типа одиноко стоящего дерева или торчащего посреди поля остова танка. Рассказывал о необходимости правильно прятать за укрытием тело так, чтобы торчали только глаз и ствол винтовки. Объяснял, какое упреждение берется на движущуюся цель, при ветре или стрельбе над водным пространством, в сумерках, как правильно целиться на всполохи ведущего огонь пулемета.

В группу я собрал наиболее хладнокровных и бережных с оружием бойцов (обязательное условие для «пользователя» СВТ!), способных бить кучно и поражать цель на дистанции в триста метров с открытым прицелом. Задача явно не из легких, но за время формирования группы и занятий бойцы неплохо попрактиковались в пристрелке ориентиров на противоположном берегу Песчанки. А вчера днем мои «снайперы» показали себя, первыми открыв огонь по выдвигающимся к реке немцам и набив, считай, целый взвод. Причем они уничтожили два пулеметных расчета, сняли несколько унтеров – и в их числе, возможно, и офицера.

Пулеметный взвод после потери обоих «максимов» еще во время первого боя я перевооружил двумя исправными трофейными МГ-34. Благо, что уцелели первые и вторые номера расчетов – им, можно сказать, повезло. В отличие от Степана Савельева по кличке Савва, которому досталась большая часть осколков в сущности небольшого 50-миллиметрового осколочного снаряда… Однако этой ночью мы сумели восстановить один из двух поврежденных станкачей, перепаяв кожух, напрочь распотрошив комплект ЗИП и заменив недостающие, поврежденные узлы на целые от второго пулемета. Немного поколебавшись, но имея послезнание о предстоящих боях, я решил сам встать к «максиму». Возможно, это и безрассудство, однако стоит признать, что преимущество устаревшего станкача именно я смогу реализовать в ближайшем бою в полной мере. А дополнительный риск вызвать на себя ответный огонь германских средств усиления все же ниже, чем если бы я сам повел роту в атаку развернутыми цепями, как, похоже, готовы поступить у соседей.