– Лопатин, веди своих!

Время 9:30, общая атака запланирована на 10:00 ровно. Но группа прикрытия должна выйти первой, иначе она просто не сможет поддержать огнем атаку штурмовых групп. Слишком велико расстояние от частного сектора, где разворачиваются батальоны, до заводского периметра – нас разделяет где-то семьсот метров.

Бойцы начинают движение тройками; каждая поочередно пробегает двадцать – двадцать пять метров в течение трех секунд – время, за которое враг успевает взять прицел. Но немцы пока молчат… При виде того, как короткими перебежками перемещаются бойцы, сердцебиение невольно учащается, я пристально вглядываюсь вперед, ожидая, когда первые вражеские очереди ударят со стороны завода…

Два ручных пулемета заговорили, когда бойцы Лопатина приблизились к заводскому периметру на пятьсот метров, и практически одновременно с ними засвистели легкие «огурцы», подняв густую цепочку разрывов чуть впереди погранцов. Последние, однако, поспешили залечь, используя глубокие и не очень воронки, оставшиеся от немецких бомб. В принципе правильно, вот только мины могут накрыть и там – это во-первых, а во-вторых, чем дольше люди пролежат в укрытиях, тем сложнее им будет подняться после.

Однако Владимир Лопатин, в отличие от большей части личного состава полка, уже успел повоевать на фронте, в частности под Москвой, и в полк попал после ранения. Сейчас он дал бойцам дождаться второго минометного залпа, легшего чуть позади занятых воронок, и тут же повел людей на короткий бросок, избегая «вилки». Разумно! Однако не дремлют и пулеметчики: очередь одного из ручных машингеверов срезала чуть зазевавшегося, а может, просто не слишком удачного стрелка…

– Зараза!

Сильное желание врезать из «максима» по проявившим себя огневым точкам приходится давить волевым усилием: с семисот метров только шугану, но точно не достану, разве что случайно. Если бы мой станкач был с панорамным перископическим прицелом… Но про пулеметы образца 1910/30, оснащенные прицелом ПТ-1, я слышал, однако вживую ни разу не видел. А жаль, я бы сейчас по расчетам вражеских ручников врезал бы от души!

Группа прикрытия сумела сократить расстояние до позиций врага еще на полторы сотни метров, потеряв за время коротких перебежек двух снайперов и одного пулеметчика. Но ближе к периметру число воронок было меньшим, а бойцы сумели занять достаточно надежное укрытие под стволом срубленного взрывом дерева, довольно толстого тополя с раскидистыми ветвями, накрывшего одно из углублений в земле. Однако на самом деле защита эта временная, и пара-тройка прямых попаданий размочалят дерево в хлам, а следующая мина похоронит или изранит набившихся в воронку бойцов…

Пора.

– Штурмовые группы, вперед!

6 июля 1942 года, 10 часов 3 минуты.

Район завода СК-2, г. Воронеж.

41-й пограничный полк 10-й стрелковой дивизии НКВД

Лопатин, не хуже меня понимая уязвимость занятого большинством своих бойцов укрытия, заставляет людей рассредоточиться – стрелки поодиночке, короткими перебежками занимают соседние воронки. А с началом движения штурмовиков из-под ствола тополя в сторону немецких пулеметов ударил трофейный машингевер. Парой минут спустя по врагу заговорил МГ-34 и второго расчета прикрытия, а группы Никольского принялись короткими перебежками продвигаться вперед. В ответ немцы перенесли минометный огонь уже на нас…

К леденящему нутро свисту мин, как и к самому ощущению близкой смерти, привыкнуть просто невозможно. Залегая на землю, каждый раз невольно думаешь, спрашиваешь то ли у себя, то ли у высших сил: «Моя?» И тут же начинаешь шептать: «Помоги, Господи, убереги…» Но вот взрыв раздается справа или слева от тебя, спереди или позади – и наступает короткое облегчение, буквально на доли секунды. Но тут же приходит осознание: нужно бежать.

Нужно… А как же страшно! Как же страшно заставить себя подняться на ноги и вновь совершить короткий рывок навстречу огненным вспышкам винтовочных и пулеметных выстрелов фрицев! Все внутри тебя кричит: «остановись», «там опасно», «беги отсюда»… Но нельзя убегать, нельзя. Только вперед, под пулеметные и винтовочные выстрелы, ибо жизнь – она тоже там, рука об руку с победой хотя бы в этой схватке. И ты встаешь и бежишь, считая про себя ровно три секунды, и снова падаешь, не давая врагу взять точный прицел. А потом очередной взрыв мин и следующий за ним короткий бросок – и так по кругу, пока страх медленно, но верно не уступит усталости и безразличию, а все твои действия станут уже просто автоматическими…

Но мне-то еще ничего, а вот два моих помощника тащат за собой тяжеленный, под семьдесят килограммов «максим» – вот уж кому действительно непросто вставать и бежать на короткий рывок! И иначе ведь нельзя, расчет станкового пулемета – самая лакомая цель германских минометчиков. Эх, снять бы корректировщика…

Но, несмотря на частый и густой минометный обстрел, потери штурмовых групп на деле невелики – осколками срезало двух, может, трех бойцов, еще пару накрыло точным попаданием мины прямо под ноги ребят. Но остальные продолжают уверенно двигаться вперед, пока мои пулеметчики и снайперы активно борются с огневыми точками врага. Собственно, один ручной машингевер немцев уже замолчал…

Однако гансы, столкнувшись с непривычной для них тактикой большевиков, столь похожей на их собственную (у нас были «отличные» учителя!), зашел с внушительных козырей, открыв огонь еще трех МГ-34. Причем один ударил с заводской постройки, внешним видом и высотой более всего напоминающей крепостную башню – и ударил точно по единственному пулеметчику, оставшемуся без второго номера. Парень, только-только приподнявшийся над бровкой воронки, безжизненно опрокинулся назад, прошитый второй же очередью врага… А минутой спустя фрицевские минометчики вновь перенесли огонь на укрытие, защищенное тополем. Две или три мины сдетонировали сверху, зацепив крепкие ветви дерева, еще одна взорвалась на стволе. И как минимум два взрыва грохнули точно в воронке.

– Твари!!!

Четыреста метров. Целых четыреста метров – слишком велико расстояние между мной и противником, чтобы вступить с ним в перестрелку. Нужно подобраться ближе…

Одна… Две… Три… Три короткие перебежки, и, загнанно дыша, я прыгаю в очередной провал в земле, оставшийся после взрыва авиабомбы. Толом воняет до сих пор, но это и не важно, главное, мы поравнялись с прикрытием. Хотя, собственно, после гибели пулеметчиков оно значительно потеряло в огневой мощи, а уцелевшие стрелки чересчур частят и бьют не сильно метко. Да особо-то и не прицелишься, когда немчура давит такой плотной стрельбой, будто у них патронов просто бесконечный запас! А особенно сильно мешает машингевер на вышке – видимо, там фрицы пулемет поставили на станок. Если бы не ответный огонь залегших расчетов с «дегтяревыми», германцы уже давно заприметили бы наш станкач и тянущих его бойцов, а так они отвлеклись на смельчаков из штурмовых групп. Увы, для моих ребят противостояние складывается в худшую сторону, замолчали уже два «ДП»…