– Я тоже боялась за маму, негодяй! – выкрикнула Анжела. – Ты мог бы довести ее до болезни! Все же было совсем не так, как ты собирался ей представить!

– Ой-ой-ой! «Было не так…» Какие нежности! Все было так! Нечего было устраивать оргии в ее отсутствие!

– Какие оргии? Ты что? Я же… Ты же мне нравился… Я же тебя пригласила, потому что думала, что я тебе тоже нравлюсь… Ты же говорил об этом…

– Бабам все так говорят! Спроси их, – Доренко опять обвел взглядом присутствующих ребят.

– Не верь этому скоту, Анжела, – тихо возразил Семенов.

– А ты вообще молчи! Юльку вспомни! – Это было последнее, что смогла выкрикнуть Решетилова. После этого она тяжело и громко разрыдалась.

– Неужели ты, Борька, с девушки, которой что-то про чувства говорил, смог снять золотой кулон? – удивился Леня.

– Сама отдала, чтобы ее мамочка не узнала, чем мы в ее отсутствие занимались. Вы что? – он опять обвел презрительным взглядом присутствующих. – Неужели вы думаете, что мне нужен ее кулон, эта дешевка? Да я так… проверял просто, на что люди способны.

– И какой вывод сделал? – спросил Сухоруков.

– Я же сказал: все трусы. Все готовы быть рабами, как этот, – он показал на Семенова, – Жабик ластоногий! А уж девчонки… даже говорить неохота… и так догадываетесь…

– Не знаю, Борька, чего ты тут хорохоришься, – Леня посмотрел старосте в глаза. – Разве ты не понял, что мы нашли способ борьбы с тобой?

– И какой же? – губы Доренко наконец начали подрагивать.

– Наипримитивнейший. Феклист перестает тебе решать математику с физикой, Семенов – писать сочинения… И все: тебе крышка, знаменитый медный таз! Судя по всему, весь твой хваленый интеллект ушел на борьбу с нами, а на программу девятого класса его, увы, не хватило. Я думаю, прогорит твое банковское дело, не начавшись. И в Финляндию ты не поедешь. Сухоруков все наверстает и поедет. Время у него еще есть, чтобы все свои «пары» на «пятаки» переправить. Да ему все преподаватели навстречу пойдут, ты же знаешь. Такие гении, как он, редко встречаются.

– Олег, так ты из-за Финляндии отвечать отказывался? – наконец догадалась Оксана.

В начале учебного года директор собрала на общее собрание в актовом зале старшую школу, кроме выпускных одиннадцатых, которым идти в институты. На собрании она объявила, что лучшие ученики 9—10-х классов в качестве награды летом поедут в Финляндию, в молодежный лагерь. Там они будут всячески развлекаться, а кто хочет, сможет еще и подзаработать на сборе ягод. На следующий год в зимние каникулы в школу с ответным визитом приедут финские ребята.

От каждого класса в Финляндию планировали взять по одному учащемуся. Из 9-го «А» могли пригласить Сухорукова, Оксану или Доренко. Оксана с Борисом со своими четверками несколько сдали позиции, и лидером оставался Олег.

– За молчание про отца он потребовал от тебя снизить успеваемость? – спросила у Сухорукова Оксана.

Олег мрачно кивнул.

– Но зачем же так? Мог хотя бы на четверки. Этого бы было достаточно, чтобы Доренко поехал в Финляндию.

Олег усмехнулся:

– Не умею я, Оксана, по-другому учиться. У меня память очень хорошая. Я почти все с уроков запоминаю. Я могу получать либо «пять», либо вообще не отвечать.

– Ну… тогда ты мог бы подарить ему эту поездку, – возразила Оксана. – Сказал бы летом, что не сможешь поехать по какой-нибудь причине. Зачем надо было на «пары» сползать?

– А этот гад, – Олег смерил несколько сникшего Доренко ненавидящим взглядом, – так не хотел. Ему же надо казаться лучшим из всех. Чтобы все им восхищались. Подачек, видите ли, от меня не хотел.

– Знаешь, Борюсик, – Пивоваров уже с трудом сохранял самообладание. – Катись-ка ты отсюда! И мой тебе совет – как можно дальше! Желательно, в другую школу. Может быть, оттуда ты и сумеешь пробиться в банкиры. Здесь тебе ничего не светит! И скажи спасибо, что я нашей Надежде обещал обойтись без драки, а то от тебя сейчас только мокрое место осталось бы.

– А что она такое эта ваша Надежда? Неумная, вульгарная математичка, которая дальше своих перпендикуляров и биссектрис ничего не видит. Чего пред ней так прогибаться? Подумаешь, обещал! – пытался еще держать марку Доренко, но лицо его было бледным, а лоб покрылся испариной.

– Наша Надежда со своими перпендикулярами и биссектрисами – она именно НАША! – Леня намеренно выделил голосом последнее слово. – А ты – чужой, и потому тебе этого никогда не понять!

Оксана с Леней хотели навестить Юльку, которая в школу еще не ходила, но чувствовала себя уже гораздо лучше. Когда они вошли в комнату девушки, то поняли, что сделали это не вовремя. С дивана им навстречу поднялся Сашка Семенов с таким взволнованным лицом, что Леня тут же потащил Оксану к выходу.

– Мы, Юля, после зайдем… завтра, – закивал он головой, всем своим видом демонстрируя полное понимание ситуации.

Юлька ничего не ответила, но по лицу было видно, что присутствие третьих лиц при ее разговоре с Семеновым действительно нежелательно.

– Как хорошо, что все наконец закончилось, – улыбнулась Лене Оксана, когда они вышли на залитый холодным осенним солнцем двор и отправились в небольшой парк за домами, где Оксана так любила кормить глупых уток. – Я столько времени прожила в напряжении, что удивляюсь, как не заболела вроде Юльки.

Утки так и не улетели. Парочка птиц качалась в тяжелых маслянистых волнах пруда, а остальные жались друг к другу на голом берегу. Они даже не сидели на пожухлой траве, а, закаменев, стояли друг подле друга. Некоторые положили свои головы с тяжелыми клювами соседкам на спины.

– Мне кажется, что у них совершенно замерзли лапы, – кивнула на уток Оксана и крикнула им: – Улетайте, глупые, пока не поздно!

Пивоваров, не глядя на замерзающих птиц, сказал совершенно к ним не относящееся:

– Мне кажется, что сегодня эта парочка помирится.

– Ты про Юльку с Семеновым?

– Ага. У Сашки было такое лицо, будто он с минуты на минуту собирается прыгнуть с парашютом, а мы пришли его от этого дела отговаривать.

– А ты разве против, чтобы они помирились? – улыбаясь, спросила Оксана и сунула свою руку в Ленину ладонь.

Пивоваров, осторожно пожав девичьи пальцы, улыбнулся ей в ответ и сказал:

– Как я могу быть против? Это их дело. Но все же Сашкино поведение мне отвратительно. Мог хотя бы Акимушкину не вовлекать в свои интриги. Нас вполне хватило бы.

– Ты просто не был в его ситуации! Я как вспомню его… в виде Жабика… Так сразу себя ненавижу… поэтому, наверно, готова все ему простить.

– И Юльку?

– Ну… тут он, конечно, перебрал… Но если Юлька простит, а она, мне кажется, простит, то все будет нормально. Кстати, Лень, ты не знаешь, в какую школу перевелся Доренко?