– Сашка, – Пивоваров обратился к Семенову, – как же ты дошел тогда с залива до дачи… без очков… в темноте?

– Я не пошел к даче. Я… – Сашка нервно облизал губы, вновь переживая весь ужас тогдашнего своего положения. – Я тебе уже говорил, что хотел умереть… Так вот: я тогда всерьез собрался утопиться… не мог перенести унижения… Я прямо в обуви побрел в глубину залива, но разве в нем утопишься… Можно километра два идти – и все мелко. Я шел, шел по воде, измучился и повернул обратно, решив, что, в общем-то, топиться совершенно не обязательно. Можно и как-нибудь по-другому лишить себя жизни, надо только хорошенько подумать. Я почти ничего не видел в темноте и при дожде, очков не было, меня била дрожь от холода и от омерзения к самому себе. Видимо, я не заметил какой-то торчащий из воды камень и, споткнувшись, упал лицом вниз. Я, наверно, все-таки захлебнулся бы в этом мелком заливе, потому что вода была всюду: и сверху, и снизу… Дождь к тому времени полил с такой ужасающей силой, что я никак не мог подняться… Я, представляешь, даже этому обрадовался… ну… что все сейчас само собой решится ко всеобщему удовольствию, но меня вытащил из воды физрук. Почему он поздним вечером в такую собачью погоду оказался на берегу, не знаю, но только он меня спас. Тогда я злился на него и кричал, чтобы он немедленно от меня отвязался… Теперь-то я, конечно, ему благодарен, но почему-то не могу вспомнить, как его звали…

– Игорем Ивановичем.

– Точно! Игорем Ивановичем… Меня спас Игорь Иванович Нестеров… Вот, даже фамилию вспомнил…

– А потом что? – спросил Леня.

– А потом я все-таки заболел. Простудился. Меня забрали домой. Ты, конечно, этого не заметил.

– Я, действительно, не заметил, но тогда из-за мерзкой погоды забирали многих. К концу смены осталось всего человек десять. Кстати, мне все-таки кажется, что Решетиловой не было с нами в лагере.

– При чем тут Анжелка?

– Ну… ты же с нее тоже… снял кулон…

– Не надо вешать на меня всех собак! Анжелка, наверняка, сама потеряла свое украшение, а теперь нашла на кого свалить… Вот Величко… это я признаю.

– А как ты сумел сделать фотографии?

– Случайно. Дуракам иногда везет. Мне поручили сфотографировать учителей для стенгазеты к их празднику… ну… ко Дню учителя. Мне не нравятся фото, где люди напряженно глядят в объектив, и я старался подловить училок как-нибудь неожиданно. Надежду Ивановну в столовке заснял, когда она Феклистова чуть ли не с ложечки геркулесовой кашей кормила. Помнишь, все потом смеялись, когда эту фотографию в газету поместили?

– А Оксану-то как сфотографировал, – Пивоваров нетерпеливо вернул Сашку к гораздо более интересному для себя предмету.

– Случайно. Вообще-то, у меня тогда еще и мысли о шантаже не было. Просто шел по коридору и увидел, что дверь в кабинет биологии приоткрыта. Я подошел к щели, навел фотик и сфотографировал. Я даже не сразу понял, что там не Эмма. А когда увидел, что это Ксанка, второй снимок сделал уже целенаправленно: сразу понял, что получу компромат на нее. И вообще… тогда как-то сама собой и зародилась мысль, как вас всех можно… ну, в общем… ты понимаешь…

– Но… ты же не думаешь, что Оксана в самом деле украла деньги?

– Зачем мне что-то думать, если я точно знаю, кто их взял.

– Кто?

Семенов молчал. Леня в волнении даже привстал со ступеньки.

– Сашка! Неужели все-таки Гийка?

– Ну… раз ты сам догадался… – Семенов кивнул. – Да, их взял Сохадзе.

– Но зачем ему? – выкрикнул Леня. – Не понимаю! У него всегда денег – полны карманы!

Сашка молча смотрел на Пивоварова, и тот вынужден был опять спросить:

– Но… с чего ты взял, что это Сохадзе? Ты не мог ошибиться? Может, все-таки не он?

– Ошибиться я не мог, потому что… словом… я его видел…

– Как? – Леня совершенно растерялся. – Где видел?

– В кабинете биологии. Я видел, как он вытаскивал из кошелька Эммы ее зарплату.

– Не может быть… Где же ты сам был? Неужели он на твоих глазах тащил деньги?

– Конечно, не на моих. Говорю же, дуракам везет… Это я про себя… Все произошло в один и тот же день, когда я бегал за учителями с фотоаппаратом. Я все никак не мог сфотографировать Эмму. После нашего урока я незаметно проскользнул в лаборантскую, надеясь ее снять оттуда в какой-нибудь непринужденной позе. Когда все наши ушли, Эмму из кабинета напротив позвала англичанка. Эмма выскочила, оставив дверь открытой. Я уже хотел выйти из лаборантской, чтобы сфотографировать одновременно англичанку и Эмму, когда в кабинет влетел Сохадзе.

– Влетел… И что? – Леня все еще надеялся, что Сашка расскажет как-нибудь так, что Гийка окажется ни в чем не виноват, но надежды эти не оправдались.

– Я уже сказал: он полез к Эмме в сумку, вытащил кошелек, а из него…

– Ты его тоже заснял? – раздраженно перебил его Пивоваров. – У тебя есть неопровержимые доказательства?

– Я его не снимал, и никаких неопровержимых доказательств у меня нет, но… я все видел.

– Может, ты специально наговариваешь на него из мести? – хватался за соломинку Леня, потому что Сохадзе всегда был ему симпатичен, хотя задушевными друзьями они с ним никогда не были.

– Возможно, я – мерзкий шантажист, но не… сволочь… – дрогнувшим голосом ответил Сашка.

– Гийка знает, что ты его видел?

– Естественно.

– Ты сразу вышел к нему из лаборантской?

– Еще чего? Разве Сохадзе меня испугался бы? Я поступил с ним почти, как с Оксаной… И теперь он тоже живет в постоянном страхе разоблачения. Это моя месть ему. – Губы Семенова нервно дернулись.

– За посылку?

– И за нее тоже. А еще он меня в лагере по ночам мазал зубной пастой и не скрывал этого, между прочим. Презирал… как бессловесное земноводное… Чувствовал свою полную безнаказанность. Еще бы! Разве можно бояться какого-то… Жабика! – Сашкино лицо опять исказила судорога прошлых переживаний.

Леня помолчал немного, а потом опять спросил:

– А про моих родителей с коньяком откуда узнал?

– Удивляюсь, что ты, Пивоваров, ничего не помнишь и, соответственно, не можешь сопоставить события. Впрочем, ты меня никогда не замечал. Я для тебя пустое место.

– Ладно тебе, – отмахнулся Леня. – Скажи, как узнал?

– Прошлым летом, в отличие от того… – Сашка опять нервно дернулся. – Такая жарища стояла, что весь город был на пляже, у Петропавловки. Я, знаешь, тоже. И даже в ментовку попал вместе со всеми вами, как свидетель драки. Изо всех сил упирался, чтобы не идти, но все было бесполезно: чуть ли не за шкирку приволокли.

– И что? – удивился Леня. – Летом мы только восьмой класс закончили. К нам в школу ты еще не перешел…. Как ты мог меня узнать или тем более моих родителей?