Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Драган недовольно хмыкнул в ответ на те речи, но ничего не сказал, пока Ар-Иаст не вышел вон из горницы. Яр, сбитый с толку, взобрался на лавку против волхва, вернул на золотое блюдо почти не тронутый плод, зачем-то поправил в светце догорающую щепку. Один конец у неё был неряшливо обломан.
– То кто был?
– Посланник из Ястры, – Драган глядел куда-то мимо ученика; в выцветших глазах его отражались бледные призраки пламени. – Слыхал я, он и сам чародей преизрядный.
– Чего хотел?
– Невозможного, – волхв строго сжал губы, нахмурился. – Нам не след в людских войнах участвовать. Наш бой – с неживыми.
– А у него какая война?
– Мало ли их повсюду, тех войн? – сварливо бросил Драган. – А ну, назови мне запреты.
– Уже ж называл сегодня…
Волхв так на него глянул, что мигом расхотелось спорить. Яр послушно повторял намертво врезавшиеся в память слова, а сам всё думал про гостя из Ястры. Почему он так сказал на прощание? Зачем наказал быть справедливым? Отчего Драгану пришлись не по нраву те речи? Поди пойми, когда на свете-то живёшь всего десятое лето…
Наутро волхв заставил ученика рассказывать про неживых: какого как отличить и чем забороть. Оба тяготились сегодня своей повинностью: Яру скучно было в который раз твердить давным-давно заученный урок, а Драган вовсе глядел мимо – должно, думал о вчерашнем госте, а может, о грядущем соборе. Уж без малого седьмицу они сидят в Белогороде, а князь всё никак не зовёт…
Старик едва ли не силой выпроводил Яра гулять, чуть только тот закончил говорить про болотников и плакальщиков. Наверно, ждал опять гостя. Яр бродил по закоулкам посадов до самого заката, а потом вернулся в Вышний город. Стражники его знали, прогонять не смели, да он и сам не лез, куда не надо. А хотелось; по изукрашенным стенам богатых палат легко можно было бы взобраться на покатые крыши, поглядеть оттуда на весь стольный город, неторопливый Брай и подступающие с севера леса…
– Эй, ты! – окликнул вдруг мальчишеский голос. Яр обернулся; то ему, кому ж ещё? – Где тут Чародеева сторона?
Яр сощурился, разглядывая меж редких прохожих крикуна, величаво вышагивающего вдоль улицы. Он был одет в пёстрый кафтанчик, расшитый серебряной тесьмой, и на груди носил целую гроздь оберегов; на ногах у него красовались мягкие сафьянные башмачки. Экий петух! Небось, княжичи – и те поскромней щеголяют!
– Оглох, что ли? Чародеева сторона, говорю, где?
– Мне наставник наказывал всяких дураков к дому не водить, – насмешливо бросил Яр.
Щёголь разом растерял всю надменность. Цепко оглядел простую Ярову рубашку, украшенную только лишь обережной вышивкой, добротные башмаки, годные топтать дальние дороги, но не шаркать по каменным полам. Где-то Яр видал уже белобрысого дуралея; отчего только не запомнил? Такого, пожалуй, забудешь…
– Пройда? – вдруг выдохнул мальчишка, щуря светлые глаза. – Ты ли?
Яр поневоле подался вперёд. Не будь Заречье так далёко от Белогорода, он первым признал бы в нелепом щёголе давнего своего друга. За минувшие лета Митар вытянулся, сделавшись на полголовы выше Яра, и выучился горделиво держать спину; в лице его появилось кичливое чванство. Вроде и он самый, а вроде уже и нет…
– Я, – Яр растерянно кивнул. Он и прежде-то Митару ровней не был, хоть о том и не думал, а теперь и вовсе… – Ты как здесь? Отец привёз?
– Наставник, – важно отвечал Митар. – Я нынче при наместном волхве в Тайраде!
– Вот как…
Драган ведь хотел его в ученики брать. Передумал отчего-то. Видать, всё одно запала Митару в душу мечта сделаться волхвом… Что Яру само в руки далось, за тем Митару пришлось ехать аж до далёкой Тайрады. Но кузнецов-то сын мог так сделать.
– Тоже тут по княжьему зову? – важно спросил Митар.
– Само собой. Когда б ещё Драган в Белогород выбрался… – Яр осёкся: больно жалостно глядел на него прежний друг. Да уж, разодетому в пух и прах Митару не пришлось бы по нраву житьё при беспокойном, нелюдимом, не любившем праздной неги волхве. – Так что ж, отвести тебя на Чародееву сторону?
– А ты хорошо Вышний город знаешь?
– Как-то знаю.
– Так, может, покажешь? – Митар вдруг улыбнулся весело, как в былые времена, и вмиг сделался похож на себя прежнего. – Я-то, по чести говорить, тут впервой.
– Чего б не показать? – Яр улыбнулся тоже. Словно бы ослаб в груди тугой узел. – Не отставай только.
Проулки Вышнего города, прямые и узкие, почти сплошь мощёные камнем и деревом, знакомо стелились под ноги. Митар рассказывал, как матушка его, наслушавшись Лискиных предсказаний, уломала кузнеца сняться с места – искать сыну лучшей доли. Как перебрались они в Тайраду, потому что наместный в Вихоре был из поморян, а их тётка Любава на дух не переносила; как добивались, чтоб Митара взяли в ученичество; как жилось им в восточных землях, которые всего-то десяток лет как стали ильгодскими. Выходило, что побогаче, чем в Заречье, но и погрустнее, потому как люд там совсем другой, говорит странно, обычаи отправляет диковинные и богов зовёт чужими именами. Митар, однако, был доволен.
– Вот клятвы свои принесу, –
