Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эй, Буковски! Чего тебе налить-то?
Моя печень подсказывает: большой фужер минералки с газом, пожалуйста…
Я говорю:
— Джин с тоником, пожалуйста.
Потолок украшен гирляндами, и с люстрой в центре они образуют огромную блестящую паутину. В углу — неизбежная елка, под ней — с десяток подарков разного размера, и, надо думать, по крайней мере, один из них предназначен мне. Вот только я всегда немного опасаюсь родительских подарков, потому что подарок — вполне достоверное свидетельство того, как даритель себе тебя представляет. Мне бы, в общем, не хотелось знать, как окружающие меня себе представляют, но в Рождество этого не избежишь. Подарок-проверка. И пристальный взгляд: ну, покажи, угодил ли я в яблочко. И твоя неискренняя радость, когда обнаруживаешь, что и на этот раз — в молоко. И все углубляющаяся год от года пропасть между тем, кто ты есть, и тем, кем тебя считают — тем, каким тебя хотят видеть.
Тут я задумываюсь о подарке, который должен сделать брату. А что можно подарить человеку, у которого и так уже все есть?
Разве что полный мешок убожества, фальшивых нот, вступаний в собачье дерьмо, неловких молчаний, сюда же еще слабоволие, мягкотелость, лицемерие, гноящиеся прыщи… Кроме перечисленного, не знаю, чего еще недостает моему братцу — и к тому же я особенно не потратился бы, такого товара у меня самого всегда в избытке.
Что касается Анны, вполне подошла бы новая поза — например, страдающий астигматизмом скрипач на банкомате в сберкассе. Ну и все, дело сделано — опять встает…
Обед прошел замечательно, мне удалось позабыть о своих заботах примерно на час. За час я почти сумел вернуться к простодушию рождественских праздников моего детства. И вот уже сам удивляюсь, ловя себя на том, что от души веселюсь, когда кто-то шутит. Надо сказать, и чуточка вина, прибавленная к остаткам вчерашнего, сыграла свою роль. Распалился не только мой брат — это привычно, нет, все, казалось, не уступают ему в веселье, и даже папа рискует выступить с пародиями на персонажей из суперсвежих новостей — таких, как Жорж Марше[47]или Жан Леканюэ[48].
Приходит время сент-оноре с меренгами и раздачи слонов. На меня опять наваливается тоска — легкая, но все же тоска. Традиция — точнее, наша семейная традиция — предписывает начинать с самых старших, потому отцу подарки достаются первому. Новая удочка, сачок для рыбной ловли и громадная пластмассовая рыбина — шуточный подарок брата. Это тоже наша традиция: кто-то обязательно позаботится о том, чтобы среди серьезных, «настоящих» подарков оказалась какая-нибудь глупость — для смеха, для утепления атмосферы. Значит, в этом году глупостью стала громадная рыба. Брат говорит отцу: «Не хнычь: она куда более настоящая, чем те, которых ты сам из воды вытаскиваешь!» — и все довольно громко хохочут. (Скажу мимоходом: счастье, что отец увлекся рыбной ловлей, — мы можем еще много лет не проявлять ни малейшей выдумки, делая ему подарки.)
Теперь очередь матери. Годовая подписка на «Принцессы и пироги» — еженедельник про принцесс и про пироги, в основном — фруктовые. Кроме того, многофункциональный миксер ядовито-желтого цвета (на коробке, в которой он лежал, фотография миксера — он стоит на столе, вокруг стола — семья, усиленно изображающая радость жизни, а внизу крохотными буковками напечатано: «Внешний вид товара может не соответствовать фотографии на упаковке»). В точности так же, как бывает каждый год, мама всхлипывает от волнения. Мама плачет всегда, независимо от того, что ей подарили — набор половых тряпок, альбом «Nine Inch Nails»[49]или передник с искусственными грудями. Что тут поделаешь — это у нее нервное.
Теперь — я. Я весь в тревоге. Анна протягивает довольно тяжелый прямоугольный пакет, мне не по себе, я повторяю и повторяю «да зачем же, не надо было…» — и все это выглядит достаточно нелепо. Осторожно снимаю оберточную бумагу — так, чтобы она не порвалась, упаковки мама обычно сберегает «на всякий случай», мне кажется, что процесс длится уже несколько часов, но вот ему приходит конец. Это книга! Огромная потрясающая книга в переплете из дорогой ткани! «Когда опускается занавес, или Все грани театра». Авторы — Джошуа Танненбаум, Абрахам Коан-Солаль и Джекоб Коннисберг[50]. Я всерьез разволновался, по-моему, впервые в жизни мой рождественский подарок не запоздал ко мне минимум на пять-шесть лет. Перецеловываю их всех, всем-всем дарю жаркие поцелуи — и папе тоже, хотя папа, понятное дело, узнал о том, что мне подарено, тогда же, когда я сам.
Дальше — до самого ухода — держу книгу под мышкой, как маленький мальчик, который не хочет расставаться с новыми ботинками и не соглашается их положить хоть куда-нибудь. После того как брат и Анна берут свои пакеты (брату подарили свитер с капюшоном и надписью «America Winner Force» и шахматы; Анне — коробку акварели, ядовито-желтую сумочку и шоколадный набор, полученный нашими родителями от одной из наших теток; теперь Анна передарит эти конфеты своим родителям, те — двоюродному дедушке, ну и так далее, потому что ей достался один из тех вечных шоколадных наборов, которые десять раз объедут вокруг всей Франции, но так и не дождутся, чтобы их открыли)… о чем это я? Да, брат и Анна уже с подарками, а под елкой лежит еще один пакет в разноцветной обертке. Я не обращал на него особого внимания, пока мама не подняла его и не протянула мне.
— Держи, сынок, это для Тани. Жаль, что ее нет здесь, с нами. Поцелуй ее покрепче за нас за всех и помни: тебе запрещено разворачивать, пока с ней не увидишься.
Я беру пакет и вмиг совершенно скисаю — настроение мое рушится с поистине головокружительной скоростью.
76
Возвращение домой. Курю сигарету за сигаретой и тупо разглядываю лежащий на столе пакет с подарком. Достаточно оказалось красного кубика в золотых звездах и веточках остролиста, чтобы настроение упало ниже плинтуса. Да уж, бывают люди более уравновешенные.