Эдвард Эшби протянул руку, и Хэл, поколебавшись, пожала горячими пальцами холодную ладонь.

– Не стану долго вас задерживать, поскольку полагаю, вы мечтаете только об одном – поскорее уснуть, но Абель сказал, с вами случилась мелкая неприятность, так?

– Я упала в обморок, – ответила Хэл. – Ничего серьезного, честное слово. – Она старалась, чтобы голос не звучал хрипло. – Просто забыла поесть, вы ведь понимаете, как это бывает.

– Честно говоря, не совсем, – усмехнулся Эдвард. – Мой желудок для меня святое, я начинаю думать об обеде в девять тридцать утра, но коли вы говорите… Ладно, у вас, похоже, температура. Голова болит?

– Просто синяк там, где ударилась, – солгала Хэл. На самом деле голова у нее раскалывалась, хотя парацетамол немного помог.

– Тошнит?

– Вообще не тошнит. – Это по крайней мере была правда.

– Вы поели. Хороший знак. Что ж, думаю, все не так плохо. Но если станет хуже, скажите кому-нибудь, ладно?

– Ладно, – кивнула Хэл, закашлявшись и попытавшись задушить кашель ладонью.

– Вы что-нибудь принимали от жара? – спросил Эдвард.

– Парацетамол.

– Если хотите, можете еще принять ибупрофен. По-моему, у меня есть.

Он встал, похлопал карманы пиджака, затем проверил в карманах плаща и в конце концов достал какие-то таблетки. Это был медицинский пузырек без фабричной маркировки, только наклейка с каракулями провизора, которые Хэл не сумела разобрать. Эдвард Эшби открутил колпачок и вытряхнул на стол две таблетки.

– Спасибо, – поблагодарила Хэл. Больше всего она хотела, чтобы все ушли, но заставила себя улыбнуться.

– Глотайте, – тепло сказал Эдвард. – Станет получше.

Хэл взяла таблетки – белые, гладкие, без каких-либо букв и линий разлома. Разве на таблетках не делают такие черточки, обозначающие дозировку? У нее промелькнула в голове параноидальная мысль, что лекарство может оказаться чем угодно, от виагры до снотворного. Но это смешно, разумеется.

– Примите, Хэрриет, – попросил Абель. – Мы не хотим, чтобы у вас ночью подскочила температура.

Хэл нехотя положила таблетки в рот, отпила воды и проглотила.

– Отлично, – улыбнулся Эдвард. – А засим предоставляю вас вашему супу. Мне жаль, что мы познакомились при таких обстоятельствах, Хэрриет, – добавил он, подхватывая плащ. Хэл не очень поняла, что он имеет в виду – похороны, ее головную боль или все вместе. – Но ничего не поделаешь. Отсыпайтесь.

– Спокойной ночи, Хэрриет. – Абель легонько стиснул плечо Хэл, и от простого прикосновения ее передернуло, однако она улыбнулась, попытавшись скрыть неприязнь.

– Спокойной ночи, Хэрриет, – повторил Эдвард, кивнув ей, и вышел следом за Абелем из комнаты.

– Скажете Фредди и Китти, что им пора в постель? – попросила Митци вдогонку. Абель кивнул и что-то ответил, но Хэл не разобрала. – Милый Абель, – улыбнулась Митци, когда мужчин поглотил узкий темный лестничный колодец. – Такой мягкий человек. Как жаль, что у него нет детей. Всего себя посвящает работе.

– А чем он занимается? – прохрипела Хэл.

– Лоббирует детские благотворительные организации. Похоже, хорошо известен в этом своеобразном мире. Но кроме того, он просто один из самых замечательных людей, которых я встречала. Уж не знаю, как ему удалось уцелеть при таком обхождении матери, но факт остается фактом. Уверена, кто другой превратился бы в ядовитого моллюска. Но хватит мне тут болтать и отвлекать вас. – Митци положила палец на поднос. – Суп лучше доесть. Вы почти к нему не притронулись.

– По-моему, я слишком устала, чтобы много есть, простите, М-митци.

Хэл споткнулась на имени, не зная точно, как называть новую знакомую. Миссис Вестуэй? Тетя Митци? Но навязывать ложное родство – уж вообще ни в какие ворота. По счастью, Митци, кажется, не обратила на ее заминку внимания. Просто вздохнула и встала.

– Что ж, не можете, так не можете, однако хороший сон, по-видимому, – то, что вам действительно нужно. Спокойной ночи, дорогая.

– Спасибо, – ответила Хэл, точнее, попыталась ответить, но ком встал в горле и сплюснул спасибо, заглушенное вдобавок шагами Митци, поскольку та уже шла к лестнице, чтобы присоединиться к остальным.

После ее ухода Хэл отодвинула миску с холодным, склеившимся супом, выключила свет и легла горячей щекой на подушку. Огонь в камине угас, оставив на небольшой решетке лишь красный жар, но в щель между занавесками сквозь голые ветви деревьев светила мерцающая луна, создавая на белых стенах абстрактные узоры.

Мои стены, с изумлением думала Хэл. Мои деревья.

Нет, не твои.

Слова не выходили из головы, мешаясь с неумолчными голосами братьев, кучей вопросов, на которые нужно найти ответы до завтра, кучей почему, а что, если да как…

Если бы… О, если бы наследство оказалось тем, на что она уповала, – парой тысяч фунтов, завещанных, как и положено, долго пропадавшей внучке. Тогда она получила бы их, не задавая слишком много вопросов или не задавая их вовсе, ушла бы обратно в тень и вернулась к прежней жизни.

Однако, пока она пыталась вырваться из пут, которыми сама себя повязала, реальность тяжеленным мельничным жерновом вдавливала ее в землю. По-быстрому получить деньги уже не получится, смыться обратно в Брайтон в духе стратагемы «оборвать контакты с родственниками» тоже не получится.

Но почему же все-таки миссис Вестуэй решила лишить наследства сыновей и оставить все девушке, которую никогда не видела, дочери той, кого тоже не видела много-много лет? И почему решила проделать это именно таким способом – обрушив завещание на головы членов семьи после собственной смерти? Из трусости? Это предположение не очень совпадало с тем портретом, который нарисовали ее дети. Сведя воедино все детали, Хэл увидела перед собой неукротимую, непокорную и совершенно бесстрашную женщину.

Ей вдруг стало дурно от неимоверной усталости, глаза слипались от обдавшего волной изнеможения. Закрыв глаза, Хэл лежала на узенькой кровати, чувствуя щекой прохладу подушки и прислушиваясь к звукам дома, обитатели которого собирались на покой. Удушающее присутствие Вестуэев ощущалось везде.

Окно забрызгали капли вновь зарядившего дождя, и ей показалось – хотя, может быть, то была игра воображения, – она услышала далекий шум разбивающихся о берег волн. И вдруг привиделась картина: поднимающиеся воды смыкаются у всех у них над головой, а из разверстой могилы хохочет миссис Вестуэй.

Хэл открыла глаза, от внезапного страха по коже поползли мурашки.

– Хватит, – прошептала она.

Этому приему мама обучила ее, когда Хэл была маленькой: когда ночные кошмары перетекают в явь, иногда достаточно произнести что-то вслух, и чары развеются, живой голос заставит умолкнуть воображаемые ужасы.