Гай нахмурился:

— Что ты имеешь в виду — не сейчас?

Эмбер прикусила губу.

— Я знаю, что ты сердит на меня, и не осуждаю тебя за это. Но, Гай, ты не мог держать такую вещь в тайне вечно. Все могло открыться в любую минуту. Я знаю, ты не хочешь этого слышать, но посмотри в глаза правде. Ты искал несколько месяцев, но так и не нашел врача, который помог бы тебе. А если принять нужные меры невозможно? Сколько времени ты собирался ждать и смотреть, что будет?

Его лицо стало каменным.

— Столько, сколько надо.

— То есть? Год? Пять лет? Ты же сам говорил, что ароматы держатся на рынке не больше двух лет! Значит, у тебя есть, не знаю… ну, год… Потом нужно создавать нечто новое. А если твое обоняние к тому времени не вернется, тебе нужен запасной вариант.

— Ты стала деловым гуру? — спросил он зло.

— Нет. Просто я мыслю здраво. А пока ты не можешь просто игнорировать прессу. Тебе надо поговорить с ними, или они будут придумывать самые дикие теории.

— Ну и?..

— Просто поговори с журналистами, Гай. Расскажи им то, что рассказал мне о том, как ты создаешь свои ароматы.

— Чтобы они выкопали еще что-нибудь?

— Нет, чтобы они по-другому посмотрели на вещи. Если они поймут, что ты боец, что ты сражаешься, чтобы победить беду, они станут на твою сторону. Мамин агент сказал, что напишет мне кое-какие идеи, но работать с ними должен ты, Гай.

— Ты забываешь, — заметил он, — что я уже проходил через это. Они копают и копают и никогда не сдаются.

— Поэтому лучше что-то подсказать, а не предоставлять им самим рыться в твоей жизни. Дай им что-то, с чем они смогут работать. Облегчи им задачу — и они напишут то, что ты хочешь, чтобы они написали. Усложни им жизнь — и они станут на тропу войны.

— Сейчас, — сказал Гай, — я слишком устал.

— Сядь. Я сделаю тебе кофе и приготовлю что-нибудь поесть.

— Я не голоден.

— Тогда теплая ванна с мыльной пеной?

Он покачал головой:

— Эмбер, моя карьера летит под откос. Думаешь, ванна с мыльной пеной поможет мне?

— Нет. Но что ты хочешь, чтобы я сделала? Повернулась, ушла и оставила тебя с твоей бедой? — И вдруг страшная мысль прорезала ее сознание. — Ты хочешь, чтобы я ушла?

— Прямо сейчас я не знаю, чего хочу, — ответил Гай. — К тому же не уверен, что ты сможешь улететь в Лондон до завтрашнего утра. Тебе придется пробиваться через толпу папарацци только затем, чтобы просидеть ночь в аэропорту. Так что лучше останься.

— Я посплю на диване, — сказала она, — чтобы не мешать тебе отдыхать.

— Ты у меня в гостях. Я буду спать на диване, — ответил он.

— Гай, я не хочу выгонять тебя из твоей постели.

Она хотела разделить постель с ним, обнять его, дать ему понять, что поддержит его, что вместе они одолеют беду.

— Я буду спать на диване, — повторил он безразличным голосом.

* * *

Утром Гай чувствовал себя очень плохо. У Эмбер были круги под глазами. Очевидно, она спала так же плохо, как он.

— Как ты? — спросила она хриплым после бессонной ночи голосом.

Притворяться не имело смысла: они прошли эту стадию.

— Скверно. — Он помолчал. — А ты?

— Я тоже, — прошептала она. — Мне так жаль, Гай…

Он пожал плечами:

— Ничего уже не изменишь.

— Если я могу сделать что-нибудь, хоть самую малость…

— Нет, — отрезал он.

Гай видел, что она едва сдерживает слезы. И ведь она действительно не виновата. Он думал об этом всю ночь. У нее были самые лучшие намерения. И до вчерашней катастрофы он на самом деле был счастлив с ней.

— Послушай, я должен идти на работу. Вечером поговорим, — сказал он и направился к выходу.

— Гай!

— Что? — Он остановился у двери.

— Если у тебя есть темные очки, надень их. — Она провела пальцем по темным кругам под своими глазами. — И улыбайся. Чем хуже тебе будет, тем веселее ты должен улыбаться.

— Я слышу голос опытного человека, — усмехнулся он, подошел к письменному столу, порылся в ящике и достал солнцезащитные очки. — Спасибо.

Она выглядела такой несчастной, что он не удержался и погладил ее по щеке.

— Вечером поговорим, — сказал он мягко. И ушел.

* * *

Папарацци ждали его у двери. Вспомнив совет Эмбер, Гай улыбнулся. И улыбался всю дорогу до офиса — так, что у него сводило скулы. Когда он вошел в офис, его телефон уже звонил. Утро он провел, отвечая на звонки и посылая электронные письма: уговаривал финансистов и успокаивал клиентов. И был уже на грани срыва, когда вошла секретарша с целой кипой распечаток электронных посланий.

— Бросьте их на стол, — велел Гай. Он уже поговорил со всеми, с кем хотел говорить. — Я не имею дела с прессой.

— Прочитайте это письмо, босс, — сказала секретарша сочувственно. И протянула ему лист бумаги. Профессор Паскаль Маршан из Парижа. Никогда прежде Гай не слышал этого имени. — Он врач, — пояснила она.

Врач? Зачем бы он стал писать ему? Если только…

— Ну хорошо, я ему позвоню.

«Боже, боже, пожалуйста, пусть это будет то, что я искал так долго! — мысленно молился он. — Пусть этот профессор будет на месте, а не где-то у своих пациентов».

К его радости, секретарша немедленно соединила его с профессором.

— Я ставлю эксперимент по лечению аносмии, — объяснил ему профессор Маршан. — Я прочитал в газете о вашем случае. Возможно, я смогу вам помочь, если вы заинтересованы в моем эксперименте.

Заинтересован? Гай готов был расцеловать этого человека!

— Конечно, заинтересован, — ответил он. — Благодарю вас.

— Можете вы приехать в Париж для беседы и некоторых тестов?

— Конечно. Скажите, когда и куда именно.

Они договорились встретиться в понедельник во второй половине дня. Словно облака вдруг рассеялись и выглянуло солнце. Возможно, этот человек поможет ему?..

Он повесил трубку и просмотрел электронные письма. Одно было от Эмбер — пересланное, вероятно, от агента ее матери. Советы, как вести себя с прессой. И, зная, что не силен в беседах с журналистами, он решил взять на вооружение рекомендации специалиста в этом деле. Перечитав послание, он увидел, что советы очень конкретны и разумны. Тот, кто давал их, знал свое дело и мог уберечь его от ошибок, совершенных им в прошлом. Через полчаса он уже имел план действий и договор об интервью с «Что нового?».

Наступил вечер. Многое еще нужно было сделать, но ситуация явно выправлялась. У него появился новый источник финансирования, и он мог выплатить Филиппу его долю. Наконец ему назначен прием у профессора.