Италия. Сан-Биаджо

2005 год

— Доброе утро, жена.

Подскочила на постели, но не тут-то было, ее руки привязаны к спинке кровати за тонкие запястья. Не встать, не сдвинуться с места. Снотворное, добавленное в чай, сыграло свою роль. Она спала как убитая, а он сидел у ее постели, запрокинув голову, как когда-то, и не мог уснуть. Не мог даже лечь рядом. Потому что ее ненависть наэлектризовала воздух с такой силой, что, казалось, он взорвется.

— Я думала, ты уехал. Отпусти меня немедленно!

— С чего бы мне уезжать? Я только что женился и собираюсь провести незабываемый медовый месяц со своей женой.

— Ты хотел сказать — ужасный месяц.

— Для кого как. Для меня он более чем охрененный. Я собираюсь весь этот месяц зверски трахать тебя.

Сальваторе стоял перед ней с наглой ухмылкой, ему нравилось заставать ее врасплох. Решила, что он оставит ее в покое. Размечталась. Он слишком долго ждал, слишком долго искал эту маленькую дрянь и теперь, когда нашел, не собирался отказывать себе ни в чем. Подошел к постели и наклонился над застывшей девчонкой. Она смотрела на него с вызовом и дергала связанными руками. Сиреневые глаза наполнены яростью и болью. Как всегда, мать ее. Беспрерывно, всегда для него только один и тот же взгляд. Ничего… он привык. Лишь бы видеть ее глаза… потому что от мысли, что они закрылись навсегда, он едва не превратился в живой разлагающийся труп. И если его больная, дикая любовь к ней безответна, ему насрать. Ее и на десятерых хватит. И он убьет каждого, кто посмеет им помешать. Или… причинить ей боль. Потому что мучать ее может только он сам.

— Отпусти меня немедленно.

— Мне нравится, когда ты беспомощна.

— Почему? Потому что боишься, что я выцарапаю тебе глаза?

Расхохотался, а внутри все дернулось от ее взгляда, полного адской и черной ненависти. Взгляд-смерть. Ничего, малая, подохнем вместе.

— Нет, потому что так я полноценно ощущаю свою власть над тобой… а еще, чтобы наказать тебя за все, что ты натворила, маленькая моя сучка. Когда ты дергаешься на кровати, твоя грудь подпрыгивает, и у меня встает.

— Как же ты…отвратителен.

— Ты скоро узнаешь, насколько отвратительные вещи я с тобой сделаю.

— Я буду молить Бога, чтобы умереть до того, как это произойдет.

— Позовешь его, когда будешь кончать.

— Никогда! С тобой никогда! — выпалила, и щеки стали пунцовыми от прилившей к ним крови.

— Однажды уже кончала.

— Тогда я не знала, какая ты мразь.

— Ничего, мы будем знакомиться дальше, чтобы ты представляла, КАКАЯ я мразь в полной мере.

Подошел к ней и прислонился лбом к ее гладкому лбу, зарываясь в разбросанные по подушке волосы пальцами. Вдыхая запах вереска и чувствуя, как скачет сердце в груди. Бешено соскучился по ней за эти годы, адски изголодался, и плевать даже, если это не взаимно. Привлек к себе за затылок и коснулся губ губами. Пробуя на вкус. Провел языком по ним, а потом не выдержал — зарычал и набросился на ее рот, впиваясь со всей силы, ударяясь о зубы, чувствуя вкус ее крови во рту, ворвался языком, сплетая с ее, забирая прерывистое дыхание. Резко отстранился, чтобы любоваться раскрасневшимся лицом, влажными от слюны красными губами с капелькой крови на нижней. От ее красоты хочется взвыть, но вместо этого он гладит ее скулу, ласкает большим пальцем уголок рта.

— Думала обо мне, Вереск? М? Когда со своим Ромео зажималась, обо мне вспоминала?

— Ни разу! — хрипло выкрикнула, пристально глядя ему в глаза, тяжело дыша и слизывая языком кровь с губы. — Забыла, как только удрала с этого проклятого места… Хотя, нет. Вру. Я вспоминала о тебе в кошмарных снах, а когда просыпалась… молила Бога о том, чтобы это был просто сон.

Специально злит его, режет словами-лезвиями, вспарывает ему вены и знает об этом. Думала. Он знает, что думала. Видит по ее затуманенному взгляду, слышит в участившемся пульсе и по рваному дыханию…и по запаху.

Усмехнулся и, одной рукой обхватив за талию, резко прижал к себе, привздернув вверх.

— Ты все еще не умеешь лгать, только кусаться, — демонстративно принюхался, — не думала, говоришь, — склонился к ее уху и провел языком по аккуратной раковине, по мочке, а потом закусил и резко выпустил, — ничего, малая, я заставлю тебя думать именно сейчас…, — опустил ладонь на ее ягодицы и сильно сжал, вдавливая в себя, — не бойся, тебе понравится.

— Меня стошнит, когда лапы убийцы коснутся моего тела.

— Не стошнит… поверь. Тебе понравится. Ты будешь ненавидеть не только меня, малая, но и себя тоже… за то, что хочешь меня.

Сжал ее подбородок пальцами, заставляя посмотреть себе в глаза:

— Не помню, чтобы тебя тошнило, — провел второй рукой ниже по упругим ягодицам под ночнушку, поднимая ее вверх, касаясь кончиками пальцев, — когда я ласкал тебя, — отодвинул полоску трусиков и мощно погрузил в нее средний палец на всю длину. Всхлипнула, а Сальва резко выдохнул в миллиметре от ее губ, приоткрыв рот и щелкнув языком, — даааа, когда цветок вереска терся о твой клитор. А я представлял, как вылизываю тебя всю и трахаю языком, — толчок пальцем, несильно. Только подразнить, сжимая подбородок и заставляя смотреть себе в глаза, видя, как плывет ее взгляд, — тебя когда-нибудь трахали языком, Вереск? Твой Ромео лизал тебя?

— Ты омерзителен. И это самое ненавистное воспоминание для меня. Ты и я. Нет ничего хуже.

— Ничего. Привыкай. Я подарю тебе миллионы грязных и ненавистных воспоминаний. Это будет одно из них.

Наклонился, чтобы поцеловать ее снова, но она укусила его за подбородок. Сильно, яростно и больно. Дернулся назад и сдавил щеки пальцами.

— Это все, что ты можешь, малая? Я разочарован!

— Развяжи меня, и ты увидишь, что я могу.

— Ты нравишься мне связанной.

— Никогда ни от одного твоего прикосновения мне не было хорошо. Ты забыл? Я намеренно тебя соблазнила. Чтоб мой отец уничтожил твое проклятое семейство!

Удары ниже пояса, в самый пах, чтоб скрутило от боли, чтобы вызвать вспышку ненависти.

— Не выйдет, — зашипел ей в лицо, — этот этап уже пройден.

— Убери свои проклятые пальцы с моего тела. Мне противно.

— Неужели? А так?

Сальва прищурился, задвигал внутри нее пальцем, стиснул челюсти, чувствуя, как дух захватывает от ее красоты, от этой муки на нежных чертах, с проблеском возбуждения, с сухим блеском в глазах. И там внутри так узко, так тесно и мокро. Стенки плоти трепещут и сильно сдавливают, от одной мысли, что она точно так же сдавит его член, потемнело перед глазами.

Взял бы прямо сейчас, отымел везде. Каждую дырочку. Но он хотел ее агонии. Чтоб умоляла взять и кричала для него. Наклонился и рывком сорвал трусики. Склонил голову в бок, любуясь ею. Тем, как выделяются соски под тонкой блузкой, и свело скулы от желания засосать их в рот. Смотрел, как оголились стройные ноги. Сглотнул и откашлялся. Захотелось прочистить горло и успокоиться. Медленно вытащил палец, покрутил его на свету, потом прижал к ее губам, испачкал их ее соками.