От услышанного я похолодела. Ни в чем не повинный младенец, едва успев прийти в этот мир, сразу стал невообразимо одиноким. Как это все-таки ужасно!

— А других родственников у тебя нет?

— Нет или есть, какая разница? Все равно я никому не нужен, иначе давно забрали меня из приюта, — невесело отозвался Ярослав.

— Ясно, мне очень жаль, — тихо произнесла я.

— Не надо жалеть, Алис. Я другой жизни не знаю, так что сравнивать мне не с чем. Жив, здоров, стихи Есенина неплохо читаю. И даже вон, такая девчонка как ты, на меня запала. Уже недурно, согласись? — хитро улыбнулся Калашников, играя бровями.

— Да, ты прав. Жалость — это чувство, которого ты определенно недостоин, — заметила я. — Ты наглый и излишне самоуверенный нахал с раздутым самомнением. И для справки: я на тебя не запала, у меня есть парень, с которым мы уже давно вместе.

— Да? И что, этот воображаемый парень хорош собой? — с иронией в голосе спросил Ярослав.

Ба! Да он мне не верит! Он что, серьезно думает, что я способна выдумать себе парня? Ну и хам!

— Очень хорош, очень! — пожалуй, с излишней экспрессией выпалила я. — Тебе до него как до луны, так что закатай губу, Калашников!

Вдруг Ярослав резко остановился, и обхватив мое плечо, притянул к себе. Я не успела понять, как, но через секунду мы стояли друг напротив друга. Расстояние между нашими лицами было меньше двадцати сантиметров, его изумрудные глаза смотрели требовательно и серьезно.

— Малыгина, ты такая красивая, когда злишься! — полушепотом произнес он.

А дальше произошло то, чего я никак не ожидала. Ярослав обхватил мое лицо руками и поцеловал. Нежно, трепетно и чувственно. Его губы были теплыми, на них застыл вкус ментоловой жвачки и еще чего-то терпкого. Может, сигарет?

От поцелуя Калашникова тысяча крошечных салютов стали один за другим взрываться в моей крови, и я должна признаться, что (Черт! Черт! Черт! Я буду гореть в аду!) мне это нравилось.

Нравилось ощущать его большие, теплые и немного шершавые ладони на своем лице. Нравилось касаться своим языком его языка. Нравилось, ощущать близость его тела.

Боже! Я, должно быть, рехнулась! Только что с пеной у рта доказывала ему, что у меня есть парень, а сейчас присосалась к его губам, как голодная пиявка! Стыд и срам, Малыгина!

Сделав над собой усилие, я вырвалась из пьянящих объятий и влепила ему смачную пощечину. Удар вышел звонкий, но даже он не смог сбить самодовольной улыбки с лица Калашникова.

— Блин, какая ты вкусная, — не обращая никакого внимания на возмущение, которое я старательно изображала, сказал он и вновь потянул ко мне руки.

— Отвали, Калашников, — я отскочила от него. — Еще раз хоть пальцем меня тронешь, я тебе его отрежу. Сказала же, у меня есть парень! Не лезь ко мне!

Я развернулась и бегом побежала в сторону дома. Оказалось, что мы с Ярославом прилично удалились от школы. Направление задавал он, а я, увлеченная нашим разговором, шла за ним, ничего вокруг не замечая. Вот дура-то!

Убедившись, что Калашников меня не преследует, я перешла на шаг. Ну и ну. И как это называется? Я что, только что изменила Артему? С одноклассником, которого едва знаю? Это полный аут.

По дороге домой я старалась успокоиться и проанализировать произошедшее. Почему это случилось? Почему я позволила Калашникову себя поцеловать? Может, это из-за этого злосчастного стихотворения, которое он декламировал, глядя мне в глаза? Или из-за его сумасшедшего обаяния, которому невозможно сопротивляться? Или из-за того, что он мне реально нравится?

"Что?! Нет, нет и нет, Малыгина! Он тебе не нравится, это просто случайность, ничего не значащий порыв! Ты любишь Артема! Поняла? Ты любишь своего парня!" — истерично повторял мой внутренний голос.

"Да-да, конечно, я люблю Артема. А он любит меня. Мы счастливы. У нас все будет хорошо," — согласно кивала я, пытаясь игнорировать факт того, что мое тело никогда не реагировало на прикосновения Артема так, как откликнулось на Ярослава.

Я с ужасом понимала, что до сегодняшнего дня (Ох! Как тяжело в этом признаваться даже самой себе!) я не испытывала настоящего возбуждения. Почему-то от одного воспоминания о поцелуе с Калашниковым внизу живота начинало предательски потягивать.

"Ладно, я подросток. У меня бушуют гормоны. Сейчас мне нужно расслабиться и прийти в себя. А после трезво оценить произошедшее," — сказала я самой себе, подходя к дому.

Однако стоило мне открыть ворота, как на стоянке я заметила припаркованную белую Audi Артема. Вот блин!

Ярослав

Алиса — истинная леди. Она не ругается матом. Но я вам клянусь, она умеет матом смотреть. Иначе расшифровать ее взгляд после нашего спонтанного поцелуя у меня не выходит.

Сам не знаю, что на меня нашло, и какого лешего я полез к ней в рот языком. Наверное, дело было в том, что я в очередной раз выбесил ее какой-то своей фразой, и она вновь напомнила мне сердитую белочку. Ее прелестные янтарно-карие глаза так и метали молнии, дыхание участилось, и в это мгновение она показалась мне совершенством.

Тоненькая, с кофейными волосами, развевающимися на ветру — Алиса, казалось, была создана для любви и поцелуев. Сложно было думать о чем-то другом, глядя на нее.

Поцелуй с Малыгиной был подобен взрыву бомбы. Ба-бах! И меня унесло. Пробрало до мурашек. Снесло крышу. Я будто умер и возродился.

Впервые в жизни от поцелуя я испытывал не только сексуальное возбуждение, но и какое-то странное щемящее, давящее чувство в области груди. Что это? Может, из-за чувств к Алисе у меня начала развиваться астма? Павлик примерно так описывал свои ощущения во время приступов.

Хотя нет, это чувство, хоть и обожгло грудь, но все же было приятным. Настолько приятным, что мне хотелось испытать его снова. Причем, как можно скорее.

Я лежал на кровати и рассматривал фотки Алисы в Инстаграме. Там не было никаких "себяшек", которыми замучала меня Алена в прошлом году. Почему-то она считала необходимым минимум два раза в неделю выкладывать наши совместные фотки в сеть и подписывать их набором непонятным смайликов в виде сердечек, цветочков и прочей дребедени.

Также по профилю Алисы было совершенно не видно, что она из богатой семьи. Никаких дорогих вещей, пафосных фоток с отпусков, вообще ничего подобного. Алиса выкладывала в ленту в основном фотографии со своих волонтерских поездок, и лишь редко мелькали личные снимки.

Вот она с сестрами (ну я так думаю, потому что все три девушки имели необыкновенное сходство), вот она стоит на фоне цветущей черемухи, вот сидит на траве в обнимку с книжкой.

Я так увлекся разглядыванием профиля Малыгиной, что не обратил внимания на вошедшего в комнату Севку. Друг начал что-то рассказывать, но его голос был лишь фоном, все мои мысли были в телефоне.