на него, чтобы определить, какое место занимает нынче на биологической шкале. Он чувствовал себя не вполне в своей тарелке и, несмотря ни на что, хотел получить доказательство своего существования. Он не строил иллюзий, но, когда на стекле не осело ни капли пара, раздраженно махнул рукой. «Сволочи, – проворчал он. – Отняли у меня даже это!»

Следующие день и ночь, и через день, и через еще один день, он оставался неподалеку от супружеской постели, время от времени подравнивая подушки, вникая в пустоту, в разреженный воздух, полутьму, временами застывая перед окном, но не глядя наружу. Он размышлял. «Лидия Шмейн», – повторял он про себя целую ночь, едва разлепляя губы. Затем принял решение позвать братьев Борбоджан.

«Со своими мерзостными братьями-вόронами, Черными Небесами и Великими Вождями они к чему-нибудь да придут», – подумал он.

Он вернулся и снова расположился в главной комнате. «Позову-ка их», – подумал он.

Стоял ледяной мороз. Хотя за десятки лет она видывала и не такое, древесина его дома не переставала потрескивать, особенно в последние часы перед рассветом. В первую неделю декабря почти никто не осмеливался забредать глубоко в снега. Со стороны улицы, где жили братья Борбоджан, было слышно, как кто-то расчищает дорогу лопатой, и, когда стало смеркаться, к тому же

28. Гронден

Керриган, собиратель, компания «Фринг Аут». Не вдумываясь и не понимая, о чем, собственно, речь, Гронден теребил визитную карточку, которую швырнул в него этот тип, прежде чем исчезнуть в окружающих темный проспект садах. Рядом с ним под дождем валялось двое полицейских, окруженных черными лужами, которые с равным успехом могли быть и лужами крови, и естественными стечениями выпавшей с неба воды. По тротуару барабанили капли. Так как ему в глаза отлетали брызги и сгустки грязи, Гронден принял сидячее положение и стал ощупывать взглядом, что его окружает. Ночь, густая пустынная темень. Ни одного жилого дома, только темные, без огней, фасады административных зданий. Деревья, решетки, затопленный асфальт, проливной отвесный дождь, ни ветерка. С другой стороны от проезжей части – закрытый пакистанский ресторан; его нечитаемая вывеска, его прикрытая деревянными щитами витрина указывали, что этот квартал был отведен не только министерствам или деловым офисам. Кроме двух трупов, которые еще минуту назад таковыми не были, которые минуту назад думали, что выполняют совершенно безопасное задание, что возвращаются к служебной машине, сопровождая находящегося под защитой государства свидетеля, которые спешили, чтобы не промокнуть насквозь, но в действительности двигались навстречу «Стечкину» в руках особых сил, кроме двух этих тел, ныне распростертых на земле чересполосицей членов и плащей, никого больше не было. Проспект был едва освещен, чудовищно мокр и омываем квазитропической жарой. В сотне метров, вдали от фонарей, кто-то звонил по телефону или просто укрылся в телефонной будке. Гронден встал, наскоро пробормотал молитву о путешествии усопших и зашлепал средней уверенности шагом в направлении этой будки.

Все уложилось в несколько кратких мгновений, стрелок поравнялся с ними, и, когда начал стрелять, полицейские грубо швырнули Грондена на землю. Они тут же перекатились на бок, выхватывая оружие, но у них не было времени ответить нападавшему. Убийца немедля их прикончил, нагнулся, чтобы забрать у них оружие, не глядя на Грондена, швырнул ему кусок лощеного бристольского картона и тут же был таков.

Телефонную будку занимали двое. Внутри пылко обнималась парочка совсем еще молокососов, и даже если они не проявляли явных намерений дойти до сексуальных крайностей, то казались достаточно поглощенными своими объятиями, чтобы полностью забыть о внешнем мире. На стеклах осело много пара, темноту едва смягчал слабый светильник, и в этом ограниченном пространстве они, должно быть, чувствовали себя как дома и на свободе. Чтобы обозначить свое присутствие и поторопить их с поцелуями, Гронден постучал по залитому дождем стеклу указательным пальцем, потом прождал не меньше полудюжины секунд и, поскольку ситуация ничуть не менялась, приоткрыл, насколько смог, дверь будки, которая открывалась внутрь и оказалась заблокирована телом парня, потом протянул в образовавшуюся щель руку и дотронулся где-то у основания затылка до одного из партнеров, до парня, наверное, а может, и до девушки. Это прикосновение вызвало у него отвращение: голая и мокрая плоть под слоем пушка, пропитанным потом и желанием. В будке завопила девушка. Гронден отдернул руку. Дверь резко захлопнулась, и кто-то из молодых людей, несомненно по случайности, а не по злому умыслу, оборвал провод, подававший питание к тусклой неоновой трубке, источнику освещения в будке. И без того едва теплившаяся лампа погасла. Девушка перестала кричать.

На темной улице дождь задавал свой мощный ритм последующим мгновениям, неподвижности тех и других, тревожным вздохам молодых людей, нервному дыханию Грондена. Молодые положили конец своей любовной деятельности. Гронден чувствовал, как вода бьет его по бритому черепу и устремляется за шиворот рубашки. Кожаная куртка, в которую он был одет, защищала его от дождя, но не прикрывала сверху. Брюки промокли. Пропиталась водой и обувь.

Они боятся меня, эти юнцы, подумал он.

– Эй, – произнес он громким голосом. – Мне нужно позвонить. Была заварушка. Нужно вызвать полицию.

В будке, пока Гронден успел мысленно досчитать до трех, царила тишина, потом парень блеклым голосом взъерепенился:

– Отвали, урод. Мы отсюда не выйдем.

Гронден шагнул вперед, навалился всем телом на дверь, запустил в черное отверстие руку и прихватил горсть плоти, груди или лопатки, потянул схваченное наружу. Появилась голова парня, и Гронден как клещами впился пальцами в его лицо. Девица опять пронзительно завопила. Дверь отнюдь не помогала движениям парня, который инстинктивно понимал, что сопротивляться не стоит и, наоборот, чем быстрее его извлекут из будки, тем скорее прекратится жестокое чувство, будто его до кости пронимают острыми, как сталь, когтями. На самом деле парень боролся только с дверью, которая мешала ему выйти. Гронден в конце концов извлек его целиком и швырнул на тротуар как некую бесформенную массу, после чего, ударив, чтобы был поспокойнее, ногой в висок, отпустил парня и обернулся к не перестававшей вопить девице. Он жестом показал ей, в какую сторону следует убраться, и отодвинулся, чтобы она могла выйти из будки. Девица поколебалась с полсекунды, потом прекратила рев и бросилась наружу. Гронден увидел, как она нагибается над парнем, словно для того, чтобы оказать ему первую помощь, потом встает, ничего особо не сделав, возможно, потому, что не слишком годилась в санитарки, а может, просто оказалась слишком травмирована произошедшим. Они его больше не интересовали.

Дверь будки пострадала, и он даже не попытался ее за собой закрыть, чтобы стало хоть чуть уютнее. В любом случае он предпочитал проветрить помещение, где, наряду с обычной тухлятиной грязи и засохшей слюны, были разлиты резкие запахи тел на грани оргазма. Он взялся за телефон, набрал номер компании «Фринг Аут». Потом обнаружил, что у него нет долларовой монеты, необходимой, чтобы установить соединение, и опустил трубку на рычаг. Теперь ему предстояло пойти клянчить доллар у этих недорослей.

Дождь еще усилился, неуклонно отвесный, удушливый. Парень стонал, разметав руки и ноги, закрыв глаза, лицо бледнее некуда, как будто затих, лежа на спине на дне сумеречного бассейна. Девица, должно быть, пыталась что-то нашептать ему на ухо, но, когда вновь появился Гронден, вскочила и отступила на несколько шагов, приводя в порядок свой лиф или то, что от него осталось.

– Простите, – сказал Гронден. – Не могли бы вы одолжить мне один доллар?

Так как девица не реагировала, он присел на корточки и стал копаться в карманах юнца. Деньги нашлись в правом кармане, четыре монеты и две или три весьма измочаленные купюры. Гронден взял монеты. Девица наблюдала за ним, шмыгая носом, длинные волосы стекали ей прямо на грудь, на ней был нелепый розовый корсаж, на котором не хватало слишком многих пуговиц, и черные, прорванные на коленях джинсы.

Гронден вернулся в будку. Аппарат наполовину сглотнул его доллар, пока он заново набирал указанный на визитке номер. На другом конце провода кто-то тут же снял трубку, и доллар был шумно проглочен.

– Алло? – спросил старушечий голос и смолк.

– Это не Керриган? – спросил Гронден, чтобы завязать разговор.

– Алло? – повторила старуха.

Гронден состроил раздраженную гримасу и взглянул, что происходит снаружи. Трупы полицейских вдалеке были едва различимы. Рядом