«O'key», – лаконично кивнула ассистентка, и тотчас они вернулись к Дэвиду на сцену.

История закончилась красиво, хотя, по американским меркам, чуть-чуть несправедливо: выйдя на поклон, маг и чародей широким жестом представил всех своих импровизированных ассистентов публике, все хлопали в ладоши и были счастливы, и под аплодисменты Копперфильд всех со сцены отпустил. В начале шоу, правда, было обещано, что всем своим помощникам маэстро раздаст автографы с отдельными пожеланиями. Но автограф достался только ей, скромной Олесе. К ней одной отдельно в зал вылетел Копперфильд, подарил свою книгу, что-то там написал, что-то – обезоруживающе улыбаясь мужу – нашептал Олесе на ухо, поцеловал и улетел обратно на сцену.

Поистине магическими способностями надо обладать, чтобы в зале с огромным количеством людей, под мощными осветительными приборами, лупящими прямо по сцене, в одиннадцатом ряду разглядеть женщину, определить, что она нравится, определить, что рядом с ней наличествует некий объект мужского пола, прицельно попасть в нее огурцом и провести все перечисленные здесь дальнейшие действия наряду с проведением самого шоу, – надо сказать справедливости ради – одного из сложнейших в мире.

Выслушав эту поучительнейшую историю, я задумалась. Я припомнила свою собственную историю общения с факирами и нашла в ней множество аналогичных моментов.

Вторым отличительным видовым признаком у факиров, несомненно, является повышенное либидо. Третьим – магическое и стопроцентное исполнение своих, факировых желаний. Ведь мало ли у кого повышенное либидо? Л воплотить его конкретно удается далеко не всем и не всегда. Факирам же – удается. И не надо думать, что если Дэвид Копперфильд не продемонстрировал школу магического секса Олесе, то его мастер-классы на эту тему пропали в тот вечер втуне. О нет. В этом я была практически уверена. Дэвид слетал куда надо и с кем надо и был счастлив.

У меня на этот счет существовала своя собственная история. Как-то раз я поехала отдыхать вместе с подругой на популярный курорт в Арабских Эмиратах. Мы поселились в отеле «Hilton», какого-то очень странного, не фирменного образца, но в принципе довольно милом. На второй день мы выбрались в бар и благополучно сидели там, попивая пиво с ирландцами. Вдруг в зале позади барной стойки началось какое-то странное движение… Набиралось все больше народу, пододвигались стулья, вносились дополнительные седалища, появились, размахивая руками и оря «alore-vabene», итальянцы. Часть людей вокруг стойки развернулась лицом к залу. Все как будто чего-то ждали. Я спросила у соседа, что здесь сейчас будет, он ответил лаконично: «Ориентальное шоу».

Наконец открылась задняя дверь бара и бесшумно пошел в зал араб, одетый во все черное, с лицом, закрытым до глаз черным тонким бурнусом, с обнаженными могучими руками в кожаных черных напульсниках, – неся что-то, похожее на сложенный ковер. Вышел еще один такой же и начал пододвигать публику на стульях подальше от центра зала, расчищать пространство. Первый положил на пол это «что-то» и развернул. Это оказался ковер с битым стеклом. Третий араб вышел с саблями.

Пока помощники готовили зал, сам маэстро ориентального шоу ненадолго показался в дверях. На нем были черные арабские шаровары, заправленные в полусапожки, широченный пояс, полупрозрачная черная рубаха с арабским вырезом и все тот же черный платок на голове, которым он был точно так же замотан до глаз.

Глаза у него были миндалевидные, очень темные и красивые. И они смотрели в другую сторону, когда я заприметила его в дверном проеме. Почти тут же он исчез. Оставаться в баре я больше не хотела и рвалась на променад, пройтись вдоль моря, подышать воздухом. Меня останавливала подруга.

– Ну давай хотя бы посмотрим шоу, – возражала она.

И мы остались. Я нехотя развернулась на барном стуле лицом к залу. Сделать это оказалось очень сложно, поскольку кругом набилась тьма интернационального народу и коленки мои оказались намертво притиснутыми к барной стойке.

Зазвучала барабанная дробь с какими-то странными вплетениями арабских завываний, и группа факиров вышла на сцену. Они работали слаженно и профессионально. Исполнив превентивные пляски с саблями и потоптавшись на стекле, они, как и положено, пошли в народ в поисках ассистентов.

Я на этот счет чувствовала себя в полной безопасности. Я сидела в дальнем конце бара, впереди меня было несколько рядов плотно стоящих стульев и отдельный заслон в виде арабских теток в хеджабах с пионерским отрядом своих детей. Я была практически недосягаема. Поэтому взгляд мой безмятежно блуждал среди бутылок в баре, а мысли приятно относили на предстоящий променад, когда за плечо меня слегка потрясли… Я оторвала взгляд от бара и перенесла его на моего соседа, пожилого англичанина, который с вежливой полуулыбкой тыкал пальцем одной руки мне в плечо, а другой показывал куда-то в сторону сцены.

Я посмотрела туда. Всего в" нескольких метрах от нас, склонив голову в черном бурнусе, исподлобья глядя на меня жестким взглядом миндалевидных глаз, стоял главный факир и держал правую руку по направлению ко мне, ладонью вверх, – приглашая.

Я глянула на эту руку: ладонь была в полтора раза шире моей, а широкий кожаный напульсник впору было одевать мне на икру. Подняв взгляд от ладони на его лицо, я извинительно, на европейский манер, улыбнулась и покачала головой. Мол, спасибо, не надо. И уткнулась в бокал, посчитав инцидент исчерпанным.

Но он стоял как прежде. Я убралась за спину ирландца. Тогда, я слышала, факир произнес какую-то короткую фразу по отношению, наверное, к теткам в хеджабах. Задвигались стулья, гортанно загугукали арабские женщины, началась какая-то сумятица. Я выглянула из-за спины ирландца и увидела, что факир идет ко мне, как атомный ледокол, неуклонно. И уже многие из публики обратили на меня внимание и тоже начали подстрекать к выходу на сцену. «Common, common!» – орали итальянцы. Шум вокруг меня все нарастал, факир приближался. Я запаниковала и кинулась к моей подруге.

– Наталья, – закричала я ей, – что мне делать?

– Идти на сцену, – резонно, приподняв бровь, отозвалась она.

В этот самый момент факир оказался рядом и спокойно не протянул, а подал (!) мне руку. Не идти было уже нельзя. Обмирая, я отставила бокальчик на стойку как можно изящнее и взялась за его руку, слезая с барного стула под всеобщие улыбки.

Рука была прохладная, чуть влажная и какая-то каменная. Не без труда мы пробрались обратно на сцену. Оказалось, что там уже образовался некоторый застой: пока главный факир выдергивал меня с моей барной жердочки, его ассистенты давно уже собрали необходимую труппу и музыка без конца повторяла один и тот же припев. Изнывающие европейцы стояли в рядочек и смотрели на меня с нескрываемым раздражением. Ассистенты же глядели на меня с другим выражением, с каким точно, я понять не могла…

Меня попросили снять обувь. Моментально смикитив, что сейчас меня поведут на битое стекло, я стянула кроссовки и с отчаянием в глазах взглянула на главного факира. Но он уже не смотрел на меня, он уже был ко мне спиной. Show must go on! Музыка грянула новые аккорды!