Джон поморщился, как от боли, но постарался скрыть это.

– Тогда удачи тебе, старина. Благословляю тебя на женитьбу.

Круглое, открытое лицо Бенедикта просияло.

– Это же чудесно! Я и не надеялся… Спасибо, дружище!

И он убежал, оставив хозяина замка стоять в опустевшем зале.

Джон пытался не думать о том, как Бенедикт бросится к Джине, как обнимет ее, как они вместе будут радоваться. Как Джина будет смотреть в глаза любимого мужчины, не догадываясь, что есть еще один человек, который ее любит, хоть он и осознал глубину своего чувства слишком поздно.

Все закончилось. Вот только начиналось ли? Он потерял возлюбленную, но она никогда не была его. Теперь же Джон должен научиться жить без нее.

В дальнем конце галереи показалась фигура.

– Джон, – позвала леди Эвелин. – Что ты тут возишься? Гости уже приезжают.

– Да, мама. Я иду.

С надеждами на любовь можно попрощаться, размышлял его светлость герцог Честертон, занимая место рядом с матерью у парадной лестницы.

Стали входить гости: герцоги, маркизы, графы, рыцари, баронеты. Леди Джеймс Честер исполняла свои обязанности хозяйки безупречно. Каждого леди Эвелин встречала лично и каждому успевала уделить немного внимания, обращая на себя немало взглядов восхищенных ее грацией и красотой мужчин.

Были там и молодые сыновья, наследники высоких титулов, которые с горящими глазами посматривали на Друзиллу. Денег у нее, разумеется, не водилось, зато она была сестрой герцога, а это не хуже любого приданого.

Сестра герцога отвечала на их взгляды, смотрела на хорошеньких наследников, которые улыбались ей и, едва обмолвившись с нею парой слов, умоляли обещать танец.

В белоснежном платье, с белыми розами в волосах и жемчужным кулоном на шее дебютантка выглядела ослепительно.

Вскоре появились музыканты и начали занимать места на балконе.

Джон поднялся наверх, чтобы бросить последний взгляд на картинную галерею, и заслушался, как скрипачи настраивают инструменты. Вскоре туда же поднялась Джина и тоже стала слушать.

– Вы заметили, как изумительно выглядит ваша сестра? – спросила она.

– Да. Будем надеяться, что это сработает и мы забудем об Артуре Скаггинсе.

– Несчастный, – отозвалась Джина. – По-моему, вы слишком строги к нему.

– Я буду с ним сама любезность. Позвольте заметить, что и вы великолепно выглядите.

Мисс Уилтон была одета очень просто: атласное платье медового цвета с кружевами, на шее – ниточка жемчуга, в руке – веер цвета слоновой кости.

– Благодарю вас, сэр, – улыбнулась она.

– Обещайте мне танец.

Но она покачала головой.

– Джина, вы даже не хотите потанцевать со мной?

– У вас не будет времени. Весь вечер вам придется танцевать с гостями. К тому же вы должны будете уделить время главному – убедить людей помочь замку.

– Да. – Он вздохнул.

– Что с вами, Джон?

– Теперь, когда дошло до дела, что угодно отдал бы, только бы не делать этого. Если бы возможно было самому спасти замок. – Он взял ее за руки и печально сказал: – Я неблагодарная свинья, если такое говорю после всего, что вы сделали. Простите меня.

– Но мне не за что вас прощать, – искренне произнесла Джина. – Конечно, я знала, что вы не пошли бы на это, если бы у вас был выбор. Я просто хотела помочь.

– Вы помогли. Вы потратили больше всех сил, вы давали самые умные советы… да что там умные, гениальные советы.

– Гениальные? – девушка насмешливо прищурилась. – Я, обычная женщина?

– Моя дорогая, неужели вы не можете забыть те глупости, что я наговорил? Я у вас многому научился.

– О да, – усмехнулась она, – я превосходный учитель.

– Вы намного больше, чем учитель, и знаете это. А если вы и учитель, то учитель самого лучшего образца, учитель, который вдохновляет учеников. Вы вдохновили меня на то, что я сделал сегодня.

– Я знаю, вы всегда будете делать то, что считаете правильным, – сказала Джина.

Она не сомневалась, что Джон говорит ей о своем решении жениться на Афине. Сегодня ее любимый станет суженым другой женщины, и винить мисс Уилтон могла только себя.

В некотором смысле эту их встречу можно было назвать прощальной. У Джины защемило сердце.

Над ними скрипач заиграл медленный вальс.

– Если мы не потанцуем на балу, нужно сделать это сейчас, – сказал Джон, поднимая руки.

Девушка шагнула к нему, и они стали танцевать, кружась и раскачиваясь в такт музыке.

– Если сегодня нас ждет успех, в этом ваша заслуга, – негромко произнес он. – Вы гордитесь?

Джина молча покачала головой. В глазах ее блеснули слезы.

Когда Джон увидел эти слезы, его охватило сильнейшее, необоримое желание поцеловать ее, и он понял, что уже ничто его не остановит. Влюбленный наклонил голову, припал губами к ее устам и почувствовал их вкус, еще более сладостный, чем мечталось ему.

На какой-то восхитительный миг он ощутил ртом ее мягкое, теплое дыхание.

– Джина…

А потом мгновение неземного блаженства кончилось. Джон увидел ее распахнутые, полные ужаса глаза, и почувствовал, как она оттолкнула его.

– Джина…

– Нет… Нет, мы не должны…

Девушка высвободилась и попятилась от него.

– Прошу вас, Джон… Нам нельзя… Давайте забудем… Мы должны забыть…

– Вы сможете забыть? – спросил он чуть ли не со злостью в голосе.

– Я должна… Должна…

Она развернулась и бросилась бежать. Он выскочил за нею в коридор, скатился по парадной лестнице, но Джина бежала еще быстрее, и преследователь успел увидеть лишь бледную фигуру, скрывшуюся в другом коридоре.

Наверное, решил он, она так спешила к Бенедикту, чтобы поскорее рассказать ему, как постыдно повел себя его друг, еще недавно говоривший столь благородные слова.

Джон уже хотел вернуться, но вдруг заметил Фараона, который появился в зале внизу. Рядом с ним шел человек, которого он никогда раньше не видел: пожилой, в очках, седовласый и худой как щепка. Незнакомец был облачен в недорогой, но добротный костюм и шел с таким целеустремленным видом, будто спешил по какому-то неотложному делу.

– Фараон, – позвал Джон через перила.

Но мужчины, похоже, не услышали его, они, не оборачиваясь, скрылись в одном из коридоров.

Наконец пришло время начинать бал, а герцогу Честертону – исполнять обязанности хозяина. Прибыли еще гости, среди них и родители Афины: крупный самодовольный отец и миниатюрная сварливая женщина, все замечающая и заставляющая всех вокруг чувствовать себя неуютно.