Как же он устал — и хотел поскорее оказаться дома.

Дома. Интересно, что думает об этом Тиффани? Она выразила живейший интерес к Венгрии и демонстрировала желание побольше узнать об истории города, где проходила конференция, но Ризард видел, что ее тяготит пребывание в этой стране. Интересно, что насчет остальных стран, где они побывали в последнее время?

— Он был среди гостей на моей свадьбе. Честно говоря, я его не вспомнила, но, видимо, он запомнил меня. Рассказывал, как он любил, когда Поли проводил лето с его семьей, и мне показалось, мы оба… — Прижав руку ко рту, Тиффани отвернулась.

Ризард быстро шагнул к ней и взял за плечи.

— Тише, — прошептал он. — Не нужно говорить.

Реакция была незамедлительной и яростной. Повернувшись, Тиффани взглянула на него глазами, полными слез и обиды.

— Ах, вот так, значит. Почему, интересно, я не могу говорить о своем муже? Луиза, между прочим, встает между нами всякий раз, стоит лишь раздеться.

Враждебность ее ошеломляла и оскорбляла. Ризард готов был уже ответить колкостью, но удержался от слов о том, что шрамы тоже являются весьма выразительным напоминанием того, что у Тиффани была какая‑то жизнь до их встречи.

— Я не сказал, что тебе нельзя о нем говорить. Просто ты явно расстраиваешься всякий раз, когда начинаешь, поэтому не стоит так страдать, — выдавил он.

Тиффани усмехнулась.

— А, ну тогда мне много чего не стоит.

«Не спрашивай», — пронеслась мысль, но было поздно. Невысказанные слова, казалось, обжигали, накаляли воздух вокруг. Несколько недель назад эта девушка боялась даже выйти в магазин у себя дома. Сейчас она представала перед миллионами взглядов. Если ей не хотелось этого, зачем было молчать?

— Тебе не нравится стоять в свете софитов, я понял.

Расстегнув ремень, Ризард отбросил его, сердясь на себя за то, что закрывает глаза на проблемы в их отношениях. Но он не в силах измениться и стать другим человеком, как и не в силах стереть имя Луизы с груди.

— Стэнли сказал, мама Поли всегда ревновала его отца к моей матери, потому что ей казалось, что у счастливой соперницы есть все, но у Мод было кое‑что, чем моя мама не обладала. Возможность иметь личную жизнь, отгороженную от любопытных взглядов. Сейчас я только и думаю: «Что я делаю? Почему я здесь?»

Девушка закрыла глаза рукой.

— Тиффани, ты прекрасно держишься, — начал Ризард.

— Я прекрасно держусь в постели. Мне что, соглашаться на все предложения? — бросила она в ответ.

Пораженный ее враждебностью, задетый за живое намеком на исключительно физический характер их отношений, Ризард ответил:

— Я же сказал… Ты не должна делать ничего такого, что не приносит тебе радость.

Ярость на лице Тиффани сменилась сожалением, она рухнула в кресло, оперлась локтями на колени и положила голову на руки, опустив плечи.

— Прости. Мне не следовало ругаться с тобой. Я вижу, что и в конце дня я тебе нужна.

— Я хочу, чтобы ты была рядом со мной, Тиффани, и это нечто другое, нежели нужна. Если тебе кажется, что я тебя использую, то помни: две трети голосов я получу все равно, с твоей помощью или без.

Она медленно подняла голову и посмотрела на него. Лицо ее напоминало маску, одна половина которой красная, другая бледная. Вот взгляд вновь переместился вниз, она выпрямилась, но плечи оставались поникшими.

— Спасибо, что напомнил о моем месте.

Тиффани вновь превращалась в ледяную статую, и сердца Ризарда коснулся этот мертвенный холод, оставляя после себя пустоту и мрак.

— Я хочу сказать: если не хочешь участвовать, не делай этого. Мы и без этого будем вместе. Ничего не поменяется, — в отчаянии сказал Ризард, чувствуя, как ситуация выходит из‑под контроля, все рушится, точно карточный домик.

— Это меняет все, Ризард! Что мне делать, если я не стану помогать тебе? Сидеть в замке и ждать твоего возвращения? Моя мать живет так всю жизнь, а я не хочу последовать по ее стопам. Что еще? Следовать за тобой по пятам, но оставаться в тени? Не хочу снова становиться отшельником. Если бы… — Она запнулась, глядя на побелевшие пальцы, и нахмурилась, с трудом заставляя себя продолжать говорить: — Если бы мы любили друг друга, все бы было иначе.

Ризард не сумел скрыть удивления и разочарования, услышав эти слова. Брак он еще мог счесть возможным исходом, но воскресить сердце, похороненное с Луизой, невозможно. Там, в могиле, ему, по крайней мере, не угрожает больше никакая опасность.

Воцарилась тишина. Первой заговорила Тиффани:

— Я думала, что жизнь моя кончена, что никогда у меня не будет мужа и детей. Я смирилась и даже нашла альтернативу. Я могла бы жить с тобой, Ризард, без заключения брака и не настаивая на создании семьи, но ты сам заставил меня поверить в то, что я не должна себя недооценивать. Если кто‑то способен полюбить меня, то я должна найти его.

Ризард сжал кулаки, стараясь преодолеть боль, грозящую разорвать его на части. Да, Тиффани заслуживает того, чтобы быть любимой. Нельзя удерживать ее и заставлять служить его интересам, отгораживаясь от нее. Если он не способен отдать себя целиком, нужно ее отпустить.

Но как же больно! И как невыносимо видеть усталость и печаль в ее глазах.

— Мне пора домой, — тихо сказала она.

Ризад кивнул, не в силах дать какой‑либо другой ответ. Горло сжал спазм, возникло ощущение, что он, точно хрупкая раковина, вот‑вот расколется и превратится в пыль.

— Я улажу все необходимые детали, — произнесла Тиффани, встала и вышла.

И не вернулась.

Не в силах больше ждать, Ризард отправился на ее поиски и уперся в запертую дверь. Он слышал, как Тиффани рыдала в спальне, но не постучал.

Рарбара Холбрук настаивала на том, чтобы услышать от дочери всю правду.

— Мам, — возражала Тиффани, уставшая от долгого перелета. — Я уже лет десять как вышла из того возраста, когда переживают первую неудачную любовь. Просто разрыв отношений, вот и все.

Так она говорила и самой себе, не желая восстанавливать в памяти все, что было: слишком больно. Но без Ризарда было плохо — одиноко спать и тем более неприятно постоянно натыкаться на его имя в прессе. «Мы с миссис Дэвис в прекрасных отношениях. Только попробуйте напечатать хоть одно недоброе слово о ней — и пожалеете», — прочитала Тиффани в субботней газете за завтраком и тут же поняла, что является центром пристального внимания родных.

— Что вы так смотрите? — спросила она. — Это просто смешно.

Ей хотелось расцеловать фотографию, с которой ей улыбалось знакомое лицо.

— Так ты снова будешь с ним встречаться? — спросил отец, делая глоток кофе.