— Его люди непременно спросят о моих планах, перестань же упрямиться. — Подначил он ее.

Со вздохом Тиффани сказала номер отца — отчасти потому, что ей не очень‑то хотелось сейчас беседовать с ним самой.

Зачем только она полезла в Интернет?! Можно было догадаться, что там понаписали, но Тиффани отчего‑то почувствовала непреодолимое желание знать — и получила что хотела. Теперь периодически в памяти всплывали фразы из статей. Например, вот эта: «Как мог он вообще целовать эту гадость?»

За этим занятием и застал ее Ризард, вышедший из душа. Ярости его не было предела.

— Зачем травить себя? Это же саморазрушение, противоречит всей твоей натуре, — прорычал он, отнимая у Тиффани свой планшет и бросая его на кровать.

После утомительного и молчаливого перелета в Рим Ризард пребывал в скверном настроении, да и ей не хотелось говорить и вообще попадаться ему на глаза. Тиффани ощущала себя обузой, от прежнего осознания собственной красоты и понимания, что она желанна, не осталось и следа. Да и как такое возможно, если она лишь позорит Ризарда? В памяти всплыли другие строки из газет: «Это все равно что спать со змеей». Девушка содрогнулась — никогда она не сумеет забыть эти едкие комментарии. «Ее мужу повезло, что он умер и не остался супругом такого убожества».

Интервью должно было состояться в номере отеля, сверкающем белизной — Тиффани едва могла смотреть на сияющие стены, не зажмуриваясь. Утомленные глаза отказывались служить. Ни она, ни Ризард не сумели уснуть, хотя и прилегли на пару часов. Тиффани чувствовала, как его рука поглаживает ее, но не было ни сил, ни желания отвечать. Казалось, душа застыла, чувства утратили былую яркость. Она отправила родителям сообщение о том, что снова может принимать звонки, если они желают поговорить, но ответа не последовало. Единственным ее другом сейчас был Ризард, но между ними словно пролегла пропасть.

Интервью началось.

Отец делал это миллион раз, и Тиффани не в новинку было слышать, как Ризард искусно огибает расставленные ловушки на пути к главному. Ему удалось в полной мере показать преданность стране, и, наверное, весь мир с уважением ловил каждое его слово о Брегновии, желании мира и планах на будущее. Что ж, он это заслужил.

Но по мере того, как шло время, Тиффани ощущала все большую тревогу. Только двадцать пять минут спустя все же прозвучал искомый вопрос.

— В Сети появились фотографии вас в компании с Тиффани Дэвис, богатой американской наследницы. Насколько это серьезно?

— Я бы сказал, что очень серьезно — ваши более мелочные коллеги готовы прибегнуть к любым ухищрениям вплоть до откровенной подтасовки фактов в погоне за жареным.

Журналист натянуто улыбнулся:

— Я имею в виду ваши отношения — насколько они серьезны?

— Это касается только нас двоих, это наше личное дело, — твердо ответил Ризард.

Тиффани подавила смешок — неужели он и впрямь надеется обойтись такой малостью?

— Мои источники сообщают, что вы встретились с госпожой Дэвис в клубе «Кью вертус», известном своими секретными делишками, — как ни в чем не бывало продолжал репортер.

Тиффани захотелось плакать. Почему эта чертова пресса никогда не успокаивается, пока не выпьет всю кровь у жертвы, и еще смеет говорить о благородных мотивах?

— Все так.

— Но ведь речь идет об эксклюзивном клубе, не так ли? Расскажете о нем подробнее? — с нажимом спросил журналист.

— Я уверен, что вам лучше связаться с ними, они наверняка поведают больше, — невинным тоном посоветовал Ризард.

Вот это номер! Тиффани затряслась в беззвучном хохоте. Теперь внимание любопытных переключится на клуб. И пусть газеты печатают сколько угодно ее фотографий до и после аварии, зрители все равно будут больше заинтересованы именами клиентов в таинственном «Кью вертус».

Вечером же, глядя выпуск, Тиффани увидела себя — она вышла к Ризарду, пожала руку репортеру, и они втроем стояли и непринужденно болтали, пока шли титры. Камера запечатлела сторону лица, не обезображенную шрамами, прическа и макияж были вполне приличными, а в простом белом костюме она выглядела… нормальной — даже симпатичной.

Ризард переключил канал, а Тиффани без сил опустилась на кровать. Неужели все обошлось?

Развязывая галстук, расстегивая манжеты и пуговицы на рубашке, Ризард не сводил глаз с Тиффани. Какой бы сильной она ни была, история с фотографиями оказала на нее сильное влияние, и в результате она стала от него отгораживаться.

Ужасно, что это вообще произошло. Капитан неоднократно говорил, что на радарах время от времени появляется неизвестное судно, но он не придал этим словам должного внимания. Ни одна из его прежних подружек не вызывала такого интереса прессы.

Кроме того, Тиффани ведь не случайная подружка? Вопрос этот не давал Ризарду покоя. Он начал подумывать о серьезных отношениях с ней, но в интервью решил не делать никаких намеков. В прошлый раз его чувствами к женщине воспользовались с неблаговидной целью, и последствия оказались ужасными.

Видя опущенные плечи Тиффани и ее растрепанные золотистые волосы, выбившиеся из аккуратного пучка, Ризард думал, что она — точно бабочка со сломанными крыльями, хрупкая и несчастная. Зрелище это затронуло в нем такие струны, о существовании которых он уже и не подозревал.

Потрясенный глубиной своих чувств, Ризард не нашел ничего лучше, как задать банальный вопрос:

— Поужинаем здесь или пойдем куда‑нибудь?

Девушка вздохнула и подняла глаза. В них читались усмешка и боль одновременно.

— Ты неисправим. Никогда бы не пошла ужинать на людях, но как я могу быть такой трусихой после того, как ты единственный так отчаянно меня защищал?

— Ты же знаешь, мне очень жаль, что ты получила эти шрамы, но я вижу в них свидетельство твоей силы и способности возрождаться к жизни. Такая воля, инстинкт выживания встречаются далеко не у каждого.

Луиза не смогла, с горечью подумал Ризард. Пора прекращать думать о ней и сравнивать их с Тиффани. Конечно, это значит, что ему придется побороть самого себя, но нужно это сделать. В сердце его нет места двум женщинам, а Тиффани сейчас нуждается в нем.

— Всю свою жизнь я только и слышала комплименты в адрес моей красоты. Будто это самое важное на свете. Ты первый, кто хоть что‑то сказал о моем характере. Я уже начала думать, что, потеряв привлекательность, потеряла себя.

Благодаря Луизе он когда‑то обрел видение себя и уверенность в собственных силах, Тиффани же сражала наповал своей искренностью и хрупкостью. Она на цыпочках подошла к нему, прижалась нежными губами к щеке, и Ризард, закрыв глаза, замер, наслаждаясь ее близостью.

— Спасибо тебе за то, что хочешь меня такой, какая я есть.

О да, он хотел ее — да так, что не мог описать. Сейчас не самый подходящий момент для близости, но Ризард просто не мог совладать с собой. Прижимая Тиффани к себе, он поцеловал ее нежно и бережно. Дикий зверь в нем хотел бушевать и неистовствовать, а мужчина — ласкать.