– Ты что, всерьез прешь к дому Хиггинса? Что не дом, а дворец? Вернее, крепость?

Один из проносящихся мимо автомобилей остановился по взмаху моей руки, роскошный лимузин с ручной отделкой салона.

Водитель, солидный мужчина, спросил приветливо:

– Подвезти?

– Если не затруднит, – ответил я вежливо. – Мы слишком уж отдалились от своего авто, рассматривая красоты этой созданной Аллахом земли.

Он гордо улыбнулся, это же его страна, патриот, обе задние дверцы распахнулись по его жесту.

– Где ваш автомобиль?

Эсфирь ответила медленно:

– Да ну его, потом привезут. Мы устали, я хочу обратно домой…

Я сказал заботливо:

– Домой так домой, дорогая.

– Адрес? – спросил водитель.

Она ответила тем же усталым голосом измученной местными красотами богатой туристки, водитель кивнул и погнал автомобиль по широкой улице.

В душевую она отправила меня первым смывать дорожную пыль, это как бы забота о госте, хотя там я, стоя под тугими прохладными струями, видел, как быстро и деловито отправляет сообщение, что видела и что делала после успешного захвата ядерных боеголовок, получает инструкции, рекомендации, ну а так ничего особенного, в основном наблюдать и ждать дальнейших распоряжений.

Я выждал, когда она закончит сеанс связи, и вышел из душевой, оставляя мокрые следы на полу и вытираясь на ходу мохнатым полотенцем.

Она обернулась от плиты.

– Уже?.. Сейчас сполоснусь, а ты посмотри пока, а то подгорит, еще пожар устроим!

– А чего еще из автомобиля не дала команду поджарить и полить соусом?

– Это не моя квартира, – возразила она. – Здесь стандарт, никакой настройки на одного хозяина!

– Ладно, – буркнул я, – иди. Но не ручаюсь. Кухня – это слишком сложно для самца, даже если он доктор наук и профессор.

– Только попробуй, – пригрозила она уже из коридора. – А то все пожрешь, а скажешь, сгорело!

В душевой она в самом деле только смыла пыль, никаких сеансов связи, а когда вышла с полотенцем на копне мокрых волос, я уже перекладывал со сковородки на тарелки хорошо прожаренные свиные ребрышки.

– Это рыба, – сказал я, – что чешется о забор, европейцы называют ее свининой, но мы же знаем, что это вполне кошерная рыба…

– Заткнись, – посоветовала она.

– А что я сказал не так?

– В странах варваров можем есть все, – напомнила она.

– Хорошая у вас религия…

Ела она азартно и с аппетитом, как, впрочем, и все, что делает и чем занимается. Я даже залюбовался, нам всем нравится, когда наше домашнее или даже дворовое животное хорошо лопает.

А она даже причмокивает от удовольствия, глазки блестят, а щечки раскраснелись, никакого жеманства насчет великосветских манер, которые нам пытались бабушки и дедушки втюхать в детстве.

– Надеюсь, – сказала она шепотом, – ребята доберутся благополучно. Там пути и дороги давно отлажены.

– Можешь не таиться, – ответил я. – Я поставил глушилку.

– Я тоже, – ответила она, – но на всякий случай…

Я сказал гордо:

– У меня последнего выпуска. Ни малейшего сигнала из твоего мобильника!

– Здорово, – сказала она с завистью. – Штатовское?

– Отечественное, – ответил я с гордостью. – У нас на оборону работают лучшие умы, как у вас на бизнес.

– У нас тоже на оборону, – возразила она, – мы тоже в окружении врагов… Но у нас маленькая страна, все сами не успеваем. Представляешь, сколько влиятельных людей, которые хотели бы уничтожить Израиль? Не успеваем отслеживать!

– Вот-вот, – сказал я с сочувствием. – Как тебе эта жареная рыба?

Она округлила глаза.

– Какая рыба? Мясо?

– Ой, – сказал я, – извини. Я думал, вы и ее называете рыбой, чтобы не нарушать закон…

Она поморщилась.

– Ты насчет свинины?

– Ну да…

Она посмотрела на меня с презрением.

– Хороши были бы мы разведчики, если бы нас так легко вычисляли, всего лишь подав на стол свинину!.. Да и вообще у тебя какие-то дикие представления. Свинину не едят только ортодоксы, а все остальные… Сало – это строительный материал для мозга, как одновременно и его топливо. Вряд ли Эйнштейн, Киссинджер или Цукенберг добились бы чего-то заметного, если бы не употребляли сало!.. Так что не увиливай и не пытайся сожрать все сам.

Я сказал поспешно:

– Понял-понял, не посмею. Но отслеживать террористов, как вы делаете, это… не то.

Она фыркнула.

– А что, по-твоему, то?

– Как уже говорил, – напомнил я, – тот метод был хорош в неторопливом детстве. Все было легко и просто. Но сейчас главная опасность не от террористов, а от увлеченных ученых. От энтузиастов, которым проклятые правительства не разрешают неэтичные опыты, хотя наука выше этики!

– Это говорят только сами ученые, – уточнила она.

– Но разве не ученые создали этот мир? – напомнил я. – Они обретают все больший вес, а голос их становится громче. Это хорошо и правильно, но… и опасно.

Она чуточку помрачнела, даже ножом и вилкой начала работать медленнее, наконец спросила с усилием:

– И, как, по-твоему, с ними бороться?

– Метод сложен, – ответил я, – но прост. Всем понятен, но почти все против.

– Полный контроль? – спросила она с отвращением.

Я кивнул.

– Да, тот самый, против которого кричит вся тупая общественность… Как будто силовым структурам важно, как кто мастурбирует в ванной или пендюрит жену брата.

Она покачала головой.

– В городе еще как-то можно, хоть и трудно, однако как в саванне Туниса?

– А спутниковое наблюдение на что? – спросил я.

– Ночью как?

– Чуть хуже, – согласился я, – но можно, разрешающая способность видеокамер растет по экспоненте. Да и вообще… Если что-то перевозят ночью, то груз автоматически вызывает подозрение и требует немедленной проверки! Насрать на суверенитет, если там опасность для человечества.

Она пробормотала:

– Вот-вот… Добрались до самого больного места.

– Да, – согласился я. – Прямо скопище нервов. Всю историю человечества племена, а затем целые страны и народы ревниво отстаивали свою независимость. Все войны из-за посягательства на суверенитет!.. И как вот теперь?.. Но если хотим выжить, то суверенитеты стран и государств должны быть такими же, как у областей и городов, где свое управление и свои местные бюджеты, но армия и законы царят над всеми, так сказать, на федеральном уровне!