— Я люблю солнце, — заявила девушка, гордо подставив лицо солнцу. — Солнце и тепло.

— Спешу тебя огорчить: в Италии солнце светит не так жарко, как в Стамбуле. Особенно в то время, когда лето закончилось. Наверно, именно по этой причине большинство детей рождаются ближе к осени.

— Почему?

В глазах Антонио заискрилось лукавое веселье.

— Когда тучи проливаются на землю дождем, а ветер так холоден, что щиплет щеки, лучшее место на земле — в постели с возлюбленной.

Заставив себя не опускать глаз, Лали с трудом вздохнула.

— Ты это знаешь по личному опыту?

Вместо ответа на столь откровенный вопрос Антонио нахмурился и уставился немигающим взглядом в глаза девушки. Молчание стало невыносимо жарким. Натянуто улыбнувшись, Лали поспешила удалиться в каюту.

Он не позволил ей закрыть дверь перед его носом.

— Что ты хочешь от меня, кара миа?

Лали сердито нахмурилась. Ее мучитель прекрасно знает ответ, но требует, чтобы она в очередной раз призналась ему в этом. Что ж, ей не составит труда произнести нужные слова, если он желает их слышать.

— Я хочу тебя, — четко сказала она, стараясь, чтобы ее голос не дрожал. — Хочу, узнать то, что знаешь ты, но не хочешь мне дать.

В светлых глазах Антонио заблестели легкие молнии, как бывает перед грозой в жаркий полдень.

— Я тоже хочу тебя, — выдохнул Карриоццо, тяжело дыша.

— Тогда почему…

— Не сейчас. Я хочу быть честным перед самим собой. Если нам суждено быть вместе, то рано или поздно это все равно произойдет, — склонившись, мужчина легко поцеловал ее в губы и тут же отошел к двери.

Лали рванулась к нему с блестящими от слез глазами.

— Больше я просить тебя не буду! — прошипела она.

— Чудесно. Наконец-то мы поняли друг друга, — кивнул головой Антонио и вышел из каюты.

Терпение Лали лопнуло. Сбросив с ноги туфлю, она запустила ее в дверь.

— Можешь больше сюда не приходить! Ступай к своему Франческо!

— Отлично, — Карриоццо заглянул в каюту и усмехнулся: — Забыл сказать: мне надоело быть твоим слугой и таскать сюда подносы с едой. Проголодаешься — приходи к Франческо. Ужин, как обычно, перед заходом солнца.

Разозлившись, Лали решила забыть о еде, но желудок возмутился против такого издевательства.

«Ты пожалеешь, Антонио ди Карриоццо. Очень пожалеешь. Я объявляю тебе войну».

Когда девушка вошла в каюту капитана, мужчины уплетали за обе щеки жареную рыбу и едва взглянули на нее. Лали, помедлив, окинула взглядом каюту и уселась в кресло рядом с Антонио. Не отрывая взгляда от тарелки, Карриоццо хмуро буркнул:

— Садись напротив.

Сердито прищурившись, девушка пересела к капитану и в упор взглянула на Антонио. А он уже сосредоточил свое внимание на бокале с вином. Краем глаза Лали заметила, что плечи Франческо дрожат от смеха. «Ах, так! Держитесь, синьор, сейчас вам будет не до смеха!»

Не спуская глаз с Антонио, Лали грациозно приподнялась и легко пересела на подлокотник кресла, в котором развалился капитан. Ласковая ручка нежно обвила шею капитана, а сама девушка сладко вздохнула и опустила голову на плечо Франческо.

С лица Лоредано мгновенно исчезла улыбка. Нахмурившись, Франческо взглянул на губы девушки, опустил взгляд на ее грудь, выглядывающую из откровенного выреза ее платья, затем изумленно уставился на Антонио и растерянно пожал плечами. А Лали, невинно взмахнув ресницами, улыбнулась и выпустила нектар из своих сладких вишневых очей в лицо Карриоццо.

Рыба и вино его больше не интересовали.

— Не забывайся! — зарычал он и отшвырнул прочь салфетку. — Что ты себе позволяешь?!

— А что дурного я сделала? Ты велел мне сесть напротив тебя, и я выполнила твое повеление.

— Женщине дозволительно сидеть подобным образом лишь подле своего мужа или любовника.

— Я подумаю над этим, — промурлыкала Лали, не собираясь пересаживаться. — Кстати, Франческо не находит ничего дурного в моем поведении.

После этих слов пересел в другое кресло сам капитан. А Лали, как ни в чем не бывало, устроилась поудобнее на его месте.

В кают-компании повисло напряженное молчание, которое нарушил смуглый кок, вошедший в каюту. Он принес новое блюдо с едой.

— Синьор Карриоццо велел приготовить их специально для вас.

Сморщив носик при странном запахе, Лали наклонилась, и принялась рассматривать еду.

— Я не хочу это есть.

— Почему? Это морские устрицы. Неужели ты их никогда не пробовала? Ах да, я забыл, что в гареме приветствуется лишь сладкая и жирная пища. Именно потому там женщины столь объемные. А потом удивляются, отчего мужья выбирают себе на ночь молоденьких стройных наложниц.

Собрав все свое мужество, Лали попыталась прикоснуться к непривычному кушанью, но тут же отвернулась и покачала головой. Питаться подобной дрянью для нее было невыносимо. Отодвинув подальше тарелку, девушка с раздражением уставилась на Антонио, который с видимым удовольствием наслаждался рыбой и тушеными баклажанами. Отчего бы ему не предложить ей кусочек-другой? Но негодяй лишь довольно щурился, словно сытый кот, играющий с мышкой. И мышка, кажется, именно она сама.

— Не огорчайтесь, сеньорита, я уступаю вам свою рыбу, — раздался голос капитана. — Антонио зря упорствует, заставляя вас полюбить ту пищу, к которой вы не привыкли. Впрочем, если пожелаете, я могу попытаться вам открыть вкус этого замечательного блюда.

Лали с благодарностью взглянула на Франческо и наткнулась на его лукавый взгляд. Девушке показалось, что капитан хитро подмигнул ей.

— Смотрите, какой чудесный кусочек, кара миа. Если вы приоткроете свои чудесные губки, я лично положу эту малютку вам на язычок, и вы ощутите, какой неподражаемый вкус у пищи моря.

— Остановись, Франческо! Никто не просит тебя устраивать здесь урок любви! — резко прервал речь кузена Антонио.

— А жаль, — ухмыльнувшись, капитан подцепил жирную устрицу и, разглядывая ее ласковым взглядом, объявил: — Я мог бы стать хорошим учителем. Похоже, ты не спешишь обучить этому искусству сеньориту Лали.

— Это не твоя забота, мой дорогой кузен.

Лали жадно рассматривала злое лицо Антонио.

Он ревнует!

— Расскажите мне о языке любви, который принят в Италии, — она пододвинулась ближе к капитану и положила свои пальчики на его ладонь.

Лукавые глаза капитана встретились со взглядом Лали, и он нежно улыбнулся.

— Любовь…. — задумчиво произнес Франческо. — Дай мне подумать, — положив в рот еще одну устрицу, он покатал ее во рту, проглотил, затем кивнул. — Это чудесная вещь. Рыцарь должен боготворить свою даму сердца и служить ей так, как вассал обязан служить своему синьору. Он приносит ей клятву верности и… — капитан выразительно облизнул свои красивые губы.