Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ага, вы ведь из газеты? Про всякие чудеса пишете.
– Ну, не было б здесь чудес, и писать было б не о чем.
«Эх, как лихо мы уписываем, лихо!» Андрей томно потянулся. Почему не поболтать с этими девчонками? Никого, кроме него, в этот момент в кафе не было… Работа с населением – главное, как говорит великий вождь и учитель Михал Юрич Борода! Может, удастся продвинуться в деле о распотрошенных «Зингерах»?
– Кстати, о непознанном, милые дамы и девушки.
Все три его собеседницы чуть напряглись.
– Что это у вас здесь за поветрие такое – покупать и разбирать старые швейные машинки? На запчасти вроде они уже не годятся…
– А, да! – Дама-уборщица перестала протирать столы и повернулась к Андрею. – Я их даже видела, этих мерзавцев…
– Да почему мерзавцев? – снисходительно усмехнулся Андрей.
Он промокнул губы крошечным кусочком салфетки и приготовился слушать очередную версию.
– А потому, что они хотят эти машинки за три тысячи купить, а стоят они миллионы!
– В связи с чем?
Дама в переднике подошла поближе и заговорила на тон ниже:
– В революцию, говорят, когда большевики богатых раскулачивали, какой-то из наших местных купцов все золото, которое у него было – ну, все, что нашлось, – перелил в форму той самой швейной машинки, черной краской покрасил, на самом виду поставил. Так от конфискации прятал! К нему как придут ценности забирать, он им – нет ничего, товарищи дорогие! Пусто! Вот те шаромыги такую машинку и разыскивают!
Уборщица смотрела на него широко раскрытыми глазами – понимает он, что за безобразие происходит?!
– Знамо дело – там, говорят, два пуда чистого золота!
– А чт-о-о, – важнецки протянул Андрей. – Похоже на правду.
– А я вот другое слыхала! – заговорила девушка из окошка.
– Ну да?
– Ага… Но тоже навроде этого… Будто бы в какой-то машинке дупло высверлено и там – брильянты! Тоже в революцию спрятанные. Только на этой машинке где-то номер должен быть специальный – 7777!
«Версия с золотым корпусом представляется более правдоподобной», – собрался было сказать Андрей, но тут за металлическую загородку зашла мама с двоими ребятишками, и девчонки отвлеклись на обслуживание.
Дама в переднике тоже встала. Надо было идти и Андрею.
– Спасибо, девушки, за гостеприимство, – сказал он в пространство. – Зайду завтра. Не ску чайте.
«Вот, народ меня знает и любит. Любит! Девушки в лицо узнают… А ну, как изменю я Анне О. – посмотрит она у меня!»
Конечно, в глубине души он знал, что такого никогда не будет, но узнать о том, что пользуется успехом, было приятно.
В редакции Андрей застал главреда, который диктовал что-то Вале, сидя рядом и держа под носом исписанные от руки листки.
Андрей сел за компьютер и стал просматривать в общем-то готовый материал. Борода что-то наговаривал Вале, очень тихо и невнятно.
«Значит, не мое дело».
Потом редактор встал и, взяв с принтера плотно забитый текстом листок, сам набрал номер на факсе и куда-то его прокатал.
«Точно – органы криминального выделения заработали!»
– Андрюш, как там у тебя соль земли?
– Хотите приобщиться, шеф? Щас распечатаю.
Борода ушел к себе, унес свой листок с собой.
«В урну не бросил… Да, дела у нас в городе, видать, неважные… И все – эта жара!»
– Валь, ты не в Сети?
– Нет, а что?
– Погоду на ближайшее время не знаешь? Там облака на небе какие-то аномальные – перинистые.
– Перистые! – хихикнула Валя.
– Да знаю я… И голова в полет просится.
– Голова знает, что делает… Похолодает к выходным, ее правда.
Андрей отнес шефу «соленую» распечатку. Тот сидел и читал какой-то явно старый документ, пожелтевший и напечатанный хорошо если на «Москве», а то и на ундервуде.
– Вот вам горка, Михал Юрич.
При его появлении Борода быстро сложил листок. Взгляд у него был отсутствующий.
– Да, сынок, спасибо… Ты мне вроде говорил, что Костик вчера снимки делал, ну, когда вы…
– Делал… Хотя я не уверен, что мы имели на это юридическое право.
– Ну, до того, как место не объявлено местом преступления… Хотя это не твой вопрос. Значит, снимки у Костика… Ладно, я сам выясню.
– А завтра напораньше машину взять можно?
– Да… Ты куда конкретно намылился? А то мне тревожно будет.
– К фермеру съезжу, к Степанову. Его в Европе пропечатать хотят – немцам виза нужна.
– О, это хорошо! – чуть взбодрился главред. – Ты потом черкни пару слов об этом, ладно? Мол, сельское хозяйство района выходит на европейский уровень. И роль нашего издания тактично укажи.
Борода посмотрел на Андрея чуть осоловелым, влюбленным взглядом, опустил ему в ладонь ключи от машины и отвернулся. Но листок при Андрее так и не раскрыл.
«Будто я сумел бы что-то прочесть… Ну да бог с ним… А похоже, на сегодня я отработал?»
Было два часа дня. В следующий номер он материал представил, на перспективу сойдет – если не будет ничего лучше – ехидный комментарий об искателях сокровищ.
«Пилите, Шура, пилите!»
Духота снаружи приняла консистенцию большого, непреодолимо вязкого комка сдобного теста. Некто невидимый садистски тщательно закатывал в этот комок и город, и деревья, и воробышков, и собак, и людей… Зной мягко и неотвратимо залезал в нос, в легкие, закупоривал их герметически. Ни единый листик не шевелился. Солнце, как яичный желток, без следа разошлось в застилавшем небо белом, как тесто, мареве.
Редкие прохожие тащились, вполглаза подремывая на ходу – как усталые деревенские лошадки. Торговцы на лотках тоже спали стоя и не зазывали покупателей.
«Куплю квасу – и домой!.. Может, дождик пойдет? Или гроза – чтоб молнии через все небо!»
Гроза разразилась только в восемь вечера, протужившись невероятно долго, умучив себя и природу. Когда гром грохотал прямо над домом, позвонила Анна. Ему пришлось заткнуть пальцем ухо – иначе, даже при поспешно захлопнутом окне, он бы ничего не услышал.
– …У нас тут гроза такая – просто жуть! – почти кричал он в трубку, в которой отчаянно трещало и скреблось.
– У нас тоже была, но почти прошла.
– Ты хоть там в безопасности? На улицу не выходи!
– Да какое там выходить! – засмеялась Анна. – Сама-то я грозы не боюсь, но малышня!.. Пришлось прикрыть их руками и сидеть, пока грохотать не перестало… Как наседка с цыплятами!.. Ты-то как?