— Я, пожалуй, пойду, суним Стомма. Благодарю за ваше терпение, — попрощалась я официальным тоном и направилась к двери, но едва успела схватиться за ручку мелко дрожащими влажными пальцами, как меня остановил спокойный вопрос:

— Катарина, разве вам не интересно, как я собираюсь использовать найденный вами компромат?

Оглянувшись через плечо, я бросила в непроницаемое породистое лицо судебного заступника холодный взгляд и вымолвила:

— Выбросите шкатулку. Совершенно точно, я не желаю использовать ее содержимое ради своего спасения.

Мне не показалось, на тонких губах Кастана скользнула ироничная усмешка. Он словно видел меня насквозь и догадывался, что поддержка загадочного героя, прятавшегося от всего мира под маской, заставила неопытное девичье сердце сладко сжиматься от неясной истомы.

Ян дожидался меня в холле, сидел на парчовой антикварной козетке, пристроив на коленках мою замусоленную сумку, и ногтем отковыривал позолоту с подлокотника. При моем появлении он вскочил на ноги.

— Куда ты вчера делся? — не глядя на него, буркнула я и прямиком направилась к входной двери.

— У меня появились дела. — Он посеменил следом.

— И как? — фыркнула я. — Ты с ними справился? Со своими делами среди ночи?

— Ката, — голос Яна дрогнул, — тот парень что-то сказал тебе?

Удивительно, но приятель почти никогда не называл Кастана Стомму по имени или званию, а всегда называл уничижительным «тот парень».

— Ничего особенно важного… — соврала я, а потом не выдержала и добавила: — Или приятного.

Мы сели в дорогую, отделанную бежевой замшей карету Кастана Стоммы. Кучер прикрикнул на лошадок, и норовистая пара гнедых тронулась с места. Экипаж успокоительно качался на рессорах. За окошком, закрытым настоящим стеклом, проплывали обогретые весенним теплом улицы. Сновали пешеходы, торговцы цветами продавали букетики мышиного гиацинта и подснежников. По мостовым грохотали экипажи, переругивались возницы, пахло свежим хлебом из булочной — мир жил своей жизнью, и никому не было дела, что меня охватывал жгучий стыд…

Приступ паники начался неожиданно. Мгновенно ребра опоясало и сдавило огненное кольцо, дыхание остановилось. Хватая ртом воздух, точно рыба, выброшенная на берег, я согнулась пополам.

— Ката! — всполошился Ян.

Не в силах выдавить ни звука, я закрыла глаза. Животный страх охватывал тело, сковывал руки, заливал ноги неподъемным свинцом.

— Сейчас… подожди… — бормотал испуганный приятель, копаясь в моей сумке. — Потерпи секунду!

Он выудил пару бутыльков, выбрал темный и, вытащив зубами пробку, сунул мне в руку:

— Держи. — В его голосе звучала тревога.

Запрокинув голову, я одним махом проглотила горькое лекарство. Горло обожгло, в груди разлилась теплая волна, и огненное кольцо стало таять. Расслабившись, я откинулась на сиденье.

— Чего ты испугалась так сильно, что начала задыхаться? — тихо спросил Ян.

— Просто навалилось все разом. — Я помолчала и вдруг выпалила, неожиданно даже для себя самой: — Мне хотелось верить, что я нравлюсь тому человеку, а оказалось, ему просто заплатили деньги! И когда я вспоминаю, что наговорила по наивности, мне хочется удавиться от стыда!

Мгновенно поняв, о ком идет речь, Ян изменился в лице, словно ему влепили пощечину. В глазах появился лед, на скулах вспыхнули гневные пятна, заходили желваки.

— Кстати, откуда ты знаешь, что от страха у меня перекрывает дыхание? — тихо спросила я.

Последовала короткая заминка.

— Твой отец сказал в ту ночь, когда я принес тебя домой, — ловко выкрутился он.

Мы оба знали, что это ложь.

Вдруг Ян сделался ужасно деятельным, выглянул в окно, проверяя, где мы едем, постучал по стенке к кучеру:

— Уважаемый, остановите!

Некоторое время экипаж лавировал в тесном дорожном движении, теснясь к пешеходной мостовой. В салон проникали недовольные возгласы возниц, возмущенных рисковым маневром и наглостью вельможи в дорогой карете. Наконец мы остановились. Стараясь не встречаться со мной глазами, Ян открыл дверь и гибким движением спрыгнул на брусчатку. Он двигался с поразительной ловкостью для парня, не умевшего постоять за себя и ответить ударом на удар.

— А знаешь, Ян, — заставляя его поднять голову, произнесла я. — Отец не знает и никогда не знал о моих приступах.

Дверь кареты захлопнулась. Я осталась одна.

В послеобеденный час отец и дядюшка Кри отправились на похороны какого-то старинного приятеля. Опустевший дом притих. Солнце, медленно клонившееся к горизонту, вливало в торговый зал поток прозрачно-желтых лучей, и в хозяйских комнатах на втором этаже сгущалась духота.

Удушье началось неожиданно. Воздух стал тягучим и тяжелым, отказывался поступать в грудь. Стараясь не паниковать, я высыпала на стол содержимое сумки. В разные стороны разлетелась мелочевка, посыпались с края столешницы на пол медяки, сорванные с нитки, выкатились пузырьки со снадобьями. Дрожащей рукой я схватила бутылочку, проглотила остатки успокоительной настойки и рухнула на стул. Прислонилась горячей щекой к холодной крышке стола, за долгие годы впитавшей запахи еды. Постепенно спазм в груди стих, дыхание вернулось. У меня не было сил выпрямиться.

Впервые приступ начался на пустом месте, без особенной причины. Я попыталась припомнить, с чего вдруг стала задыхаться, а потом поняла, что с самого утра думала о Яне. О человеке с двумя разными лицами.

На столе между высыпанными медяками поблескивал рубиновый шарик размером с горошину. Протянув руку, я сжала кругляш между пальцами, сощурив глаз, проверила на свет. Внутри пульсировало крошечное магическое сердечко.

Кристалл для слежения? Видимо, с помощью таких вот хитрых вещиц ночной посыльный узнавал, где меня искать…

Приводя меня в чувство, истерично зазвенел колокольчик на входной двери. Внизу раздались шаги.

— Мы закрыты! — не поднимая головы, прикрикнула я.

В ответ донеслось гробовое молчание. Пришлось спуститься в аптекарскую лавку, чтобы выставить нахального посетителя, проигнорировавшего табличку «Закрыто». Но, только увидев визитера, я замерла на ступеньках.

В крошечной аптекарской лавке моего отца, опираясь о трость с золотым набалдашником, стоял Чеслав Конопка. Он брезгливо прижимал к носу надушенный носовой платок, точно в торговом зале пахло отхожим местом, а не лечебными травами. Блуждающий взгляд остановился на мне, и в прозрачных глазах сверкнул лед.

— Что вам нужно? — Каким-то чудом мне удалось изгнать из голоса страх. Незаметно я опустила рубиновый кристалл в карман домашних штанов.

— А ты наглая девица, — усмехнулся визитер.

Отняв от лица платочек, он вытер им деревянный стул и уселся, сложив ногу на ногу. Посчитав, будто испачкал тончайшую батистовую салфетку, театральным жестом посол выбросил ее на пол и растер высоким каблуком туфли.