Я считаю, что после всего, что я испытала и потеряла, я имею право на собственную жизнь, и если уж так случилось, то я надеюсь, что ты меня однажды поймешь. Но тогда было не до этого.

Ты была отравлена дочерьми Бомона, которые навязывали тебе свое сочувствие и лицемерие которых росло в тебе, как ленточные глисты у собак. Ты отвернулась от меня, будто я была воровкой или убийцей. Ты не хотела понять меня, я тогда обижалась на тебя за это, но сегодня я могу это простить. Сегодня у меня разрывается сердце, когда я думаю о том, какой ты, моя бедная Флоренс, была маленькой девочкой.

Не стоило надеяться, что ребенок выдержит столь серьезные перемены, дети хотят быть такими же, как все, и никак иначе. Не изгоями. А ты была изгоем, у пиратов, у Бомона, и я боюсь, что и в Европе ситуация не изменилась. Я очень сожалею об этом и надеюсь, что мой подарок наконец позволить тебе соответствовать требованиям общества. Дождь уже стучит по моей маленькой железной крыше: роскошь, которой я обязана Лабору. За деньги он все может сделать. Однако иногда, в такие вечера, как сегодня, мне хотелось бы иметь дом с пальмовой крышей, такой же, как у людей в деревне, потому что по ним дождь стучит не как яростный огонь артиллерии, а как нежный шелест. Но я должна думать о ванили, а ей нельзя мокнуть, иначе она испортится, а вместе с ней и моя идея относительно «Ванильного золота».

Ты должна помнить плантации Бомона, эти ароматы, даже если ты ничего не понимаешь в парфюмах. Там были грейпфруты, и гвоздичные деревья, и презренный сахарный тростник. Я говорю «презренный», ибо мне казалось, что там ежегодно погибает больше людей, чем во время всей Французской революции.

Кроме всего упомянутого, Бомон задолго до того, как мы приехали на остров, закупил еще и мексиканскую ваниль. Ваниль росла и цвела, но она не приносила никаких плодов, что очень сердило Бомона еще и потому, что это сделало его мишенью злобных шуток относительно потенции. Ваниль может достигать десяти метров в длину, так как она относится к плетущимся орхидеям, которым, как и большинству видов орхидей, необходим ствол, вокруг которого они могут виться. Листва у нее светло-зеленая и невзрачная, как и воскообразные цветы, которые могут иметь цвет от бело-желтого до зеленоватого. Родиной ванили является не Реюньон и не Мадагаскар, а Латинская Америка. Никто не знал, почему растение, которое так хорошо росло в местном климате, никак не хотело приносить плоды. Ты наверняка сейчас спрашиваешь себя, зачем я все это так детально рассказываю, но я прошу у тебя немного терпения. Потому что ты должна понимать, как обидно для плантатора, когда его земля в большей или меньшей степени остается невозделанной, и как это прекрасно, когда созревает богатый урожай. В одном случае он теряет все свои деньги, в другом погашает свои долги. И только когда у тебя все это перед глазами, ты можешь понять невероятную несправедливость, которую я намерена устранить. Дождь сегодня вечером особенно сильный, к сожалению, мне нужно на улицу, чтобы проверить, достаточно ли хорошо я запаковала свою ваниль.

Цветы испанской сирени, Syringe Vulgaris L, обладают очень сильным, приятным, немного пьянящим запахом, который можно перенести на консистентную смазку методом мацерации.

Спустя две недели Паула уже думала, что лучше бы она никогда не уезжала из Европы. Ее одежда постоянно была мокрой — от пота или же из-за дождя. Насекомые кружили вокруг нее, собравшись в черные тучи. Все же Паулу они кусали меньше, чем ее попутчиков, потому что она каждое утро обрызгивала свою одежду смесью масел против насекомых. Они все повязали марлевые платки на лица, потому что мошки безжалостно проникали в каждый участок кожи, который только могли найти, и чем ближе был вечер, тем более жестокими казались Пауле эти кровожадные злодеи. Она задавала себе вопрос, не было ли это слишком легкомысленным поступком с ее стороны — пренебречь всеми предостережениями и отправиться на Мадагаскар.

Каждый вечер она занималась тем, что нюхала драгоценное ванильное масло, которое привезла из Европы, и этот чувственный и теплый аромат придавал ей веру и силу, чтобы следующим утром снова проснуться и следовать дальше по жаре влажных джунглей. Снова и снова она и ее попутчики досаждали Нориа вопросами относительно другой дороги или судоходной реки, но Нориа только качала головой. И у Паулы возникло такое впечатление, что Нориа испытывала моральное удовлетворение, видя их страдания. Единственной альтернативой этому аду было возвращение на Нуси-Бе, чтобы оттуда, с севера Мадагаскара, добраться под парусами до северо-востока острова. Но это вышло бы не только намного дольше: пришлось бы опасаться пиратов, которые постоянно находились там в засаде, хотя им перепадало значительно меньше после открытия Суэцкого канала. Говорят, что разочарование в связи с этим очень ожесточило их.

Те немногие лошади, которые имелись на Мадагаскаре, предназначались для офицеров королевы, а немногие крепкие пони были просто бесценны. Так что у них не было другого выхода, кроме как продвигаться дальше пешком с носильщиками. Королева удивилась решению Паулы не путешествовать в паланкине, и Паула побоялась признаваться ей, что у нее недостаточно денег для того, чтобы нанять еще четырех носильщиков, необходимых для того, чтобы нести паланкин. Все-таки они были посланниками кайзера. Удивление королевы Паула могла объяснить только тем фактом, что Ранавалуна II никогда еще не покидала нагорье. Проделав тот путь, который уже остался позади, Паула радовалась своему решению, ведь на многих участках пути просто невозможно было продвигаться вперед в паланкине, и ей пришлось бы платить носильщикам и идти при этом самостоятельно. Покинув нагорье, она уже не верила в то, что описание путешествий Иды Пфайффер полностью соответствует действительности.

Несмотря на это, королева все же оказалась умнее, чем все они думали, считала Паула. Она была уверена, что королева настояла на том, чтобы она продолжала путь с другими посланниками исключительно по той причине, что она доверяла Пауле, а не остальным, и хотела, чтобы та присматривала за своими попутчиками. Только так можно было объяснить тот факт, что она выдала Пауле пропуск, в котором были указаны имена мужчин, причем они должны были путешествовать с ней. Паула же в любой момент могла продолжить путь без них. К ее большому удивлению, никто из них не пожаловался по этому поводу, и когда она спросила мужчин, то удивилась еще больше, потому что, по всей видимости, им нравилось путешествовать с ней, даже Вильневу, но почему?

За исключением этого обстоятельства, Паула была рада тому, что она не одна. Мужчины постоянно убирали с дороги стволы деревьев или несли вещи, когда носильщики уже выбивались из сил. Ей надо было нанять еще больше носильщиков, но Мортен категорически возражал. Он не собирался транжирить деньги своей католической церкви на такую роскошь. Кроме того, мужчины разнообразили меню мясом небольших животных, на которых они охотились. Вопреки представлениям Паулы, дорога сквозь тропический лес не была увешена различными фруктами, как в сказочной стране, и, если бы у них не было с собой запасов риса, муки, яиц, курицы и сахара, они уже давно умерли бы от голода.