– Ты что, совсем тупая? Стало бы на однубестолковую сиротку меньше! – встряла Гробыня. – Жаль, Гроттерша, чтона тебя ее еще никто не напустил. Давно мечтаю одна пожить в комнате.

– Боишься, что кто-нибудь узнает, как тыхрапишь и зовешь во сне мамочку? – поинтересовалась Таня.

Класс захохотал, а Гробыня прикусила язычок.Таня поняла, что ей удалось поставить Склепову на место. Больше она встреватьне будет. Во всяком случае в ближайшее время.

Таня вопросительно посмотрела на Зубодериху.Преподавательница по сглазу одна не смеялась и очень серьезно смотрела на нее.Серьезно и озабоченно.

– Гробыня, к сожалению, права. Повторяю:речь идет о роковой порче. Самой сильной и убийственной из всех существующих.Правда, наложить ее по силам только очень сильному магу, – сказала она.

Тане почудилось, что Зубодериха произнесла этислова с каким-то особенным выражением. Вот только с каким? Что она хотела этимсказать?

– А как защититься от роковойпорчи? – спросила Таня.

– Вот это, Гроттер, мы будем проходитьчерез несколько занятий. Но на всякий случай запомните: верный признак роковойпорчи – дикая резь в животе. Ваши внутренности словно скручивает в тугойузел, – сказала Зубодериха.

Неожиданно Дуся Пупсикова громко ойкнула исхватилась за живот.

– Как у меня! Мне больно! У менярезь! – пожаловалась она.

– Ты хочешь сказать, что на тебя наложилироковую порчу? – нахмурилась Зубодериха. – Терпеть не могу глупых шуток!

– Это не шутка… Я, кажется, свое кольцосклевала, когда была курицей… И теперь у меня резь. Что мне делать? –простонала Дуся.

Перед вечерней тренировкой Таня разыскалаВаньку Валялкина. Она нашла его в кабинете у Тарараха, самого лучшего (анекоторые злопыхатели добавляли: «и единственного») в мире преподавателяветеринарной магии.

Тарарах и Ванька Валялкин занимались деломдалеко не самым приятным: вытаскивали занозу из ноги у сатира. Козлоногийсатир, один из строителей Тибидохса, то жалобно блеял, то начинал выкрикиватьчто-то на древнегреческом языке. Похоже, ругался. Когда ему становилосьособенно больно, он пытался лягнуть Ваньку Валялкина здоровым копытом. ОднакоТарарах держал его крепко, и сатиру было никак не вырваться из его здоровенныхручищ.

Наконец, заноза была извлечена и ногаобработана. Сатир, прихрамывая, удалился, вместо благодарности сильно боднуврогами дверь. Ванька Валялкин и Тарарах с облегчением перевели дух.

– Ну и фрукт попался! Слабонервный. Чутьвсе тут не разнес. Только за занозу берешься, сразу лягаться начинает, –сказал Ванька.

– Разве ветеринарная магия занимаетсясатирами? – спросила Таня.

Тарарах почесал ручищей мохнатую грудь.

– А шут его знает, занимается или нет.Тут запутанный вопрос. Он, конечно, разумный, но все-таки, если разобраться,козел, – произнес он.

– Точно! Тут как дело было: сатир вначалек Ягге пошел в магпункт, а она ему говорит: если бы у тебя заноза в руке была,я бы вытащила. А нога у тебя козлиная, так что отправляйся ты, родной, кТарараху… На самом деле, она, наверное, сообразила, что ей такую орясину неудержать. Зато Тарарах кого угодно удержит, хоть лошадь, – добавил Ванька.

Тарарах польщенно хмыкнул. Он, и правда, былтакой широкоплечий, что казалось, в ширину он больше, чем в длину. Нижняячелюсть у него была тяжеленная, как у всех питекантропов, лоб низкий, а длинныеволосы такие всклокоченные, будто их не расчесывали уже сотню лет. Его любимойисторией была история о том, как он стал бессмертным. Он повторял ее так часто,что весь Тибидохс знал ее уже наизусть.

– Ну вроде как завалили мы белогодракона… – охотно рассказывал Тарарах. – Не знали, конечно, что дракон.Одно слово, пещера, народ темный… Поджарили на костре и стали лопать… Алопать-то драконов нельзя, особенно белых. Ну смотрю, охотники наши стали всераздуваться и лопаться прямо как шары… Страшно до жути. Думаю, и я сейчасрвану… Да только не рванул, а стал бессмертным, потому как мне попался особыйкусочек, около хвоста. Сто лет прошло, потом тысяча, а я все не умираю и дажене старею. Так-то вот. А потом я вообще со счету сбился: все живу и живу, в усне дую. И так, пока Сарданапал меня не отыскал.

– Кто хочет чай? С бубликами! –торопливо предложил Ванька.

Он знал, что Таня слышала эту историю уже раздвести, и решил осторожно перевести разговор в другое русло.

– Все хотят! – оживилсяТарарах. – Вода горячая есть, вот только в чем бы заварить? Этот рогатыйполукозел разбил мне чайничек… Возьми, что ли, вон ту банку!

Ребята взяли банку. Банка была самая обычная,стеклянная. Вот только сбоку на ней был нарисован череп с костями, под которымбыло подписано: «Цианистый калий».

– Тут что, яд был? – испуганноспросила Таня.

– Да вроде того… Клопп как-топодарил, – подтвердил Тарарах. – Да ты не думай, что я дурак такой. Яее ополоснул. Наливай, Ванька!

– Э-э… Спасибо. Мне что-торасхотелось, – быстро сказала Таня.

– И мне расхотелось. Мы лучше однибублики. Спасибо, Тарарах, – поблагодарил Ванька.

Он примерно представлял, как Тарарах моетбанки. Да у него в банку и ручища не пролезет. Не говоря уже о том, что горячейводы питекантроп принципиально не признает.

– Ну не хотите как хотите! –расстроился Тарарах, но очень быстро воспрянул, свернув на знакомую тему: – Таквот, когда Сарданапал меня отыскал, он и говорит: «Почему бы тебе не изучитьветеринарную магию? Оно, конечно, ты не маг, но времени-то у тебя полно…»

Таня некоторое время поболтала с Тарарахом иВанькой, пока не спохватилась, что нужно идти на тренировку. Она поднялась истала прощаться.

– Послушай, Тарарах, – сказала онанапоследок. – Ты не посмотришь Гоярына? Говорят, в последние дни с нимтворится что-то неладное.

Тарарах провел громадной ручищей по волосам,вытирая налипшие на ладонь крошки.

– Я его уже смотрел. Я у него каждый деньбываю, – сказал он.

– А чем он болеет? – спросила Таня.