– Чем это ты неповторимый? Ушами? –заржал Демьян Горьянов.

– Глупо, тупо и нелепо! Там, где у менячувство юмора, у тебя круглый нолик! – парировал Баб-Ягун, капая ему нанос майонезом.

– Номер девятый, Лиза Зализина, –продолжал он. – Летает на часах с кукушкой. Все бы хорошо, да толькокукушка клюется как чокнутая. Причем почему-то клюет только своих… И, наконец,десятый номер, Таня Гроттер. Королева полета. Ее старинный контрабас простосупер! – в голосе у Ягуна появилось искреннее восхищение.

– Да ладно тебе, – хмыкнула Таня.

Однако в глубине души слышать такое про себяей было приятно. Вот только не подвести бы в решающий момент, не упустить мяч,не испугаться огненной пасти дракона!

– Вот такая вот у нас команда! С такойкомандой глупо бояться бабаев! – с воодушевлением воскликнул Баб-Ягун.

Неожиданно крайний левый ангар затрясся. Изотверстий в его крыше повалил густой белый дым. Тотчас со всех сторон к ангарукинулись джинны, выполнявшие в Тибидохсе роль драконюхов.

– Это Гоярын. Он сноваразбушевался, – озабоченно сказала Катя Лоткова.

Многие называли ее самой красивой девчонкой вовсем Тибидохсе. И недаром. Когда она жила в мире у лопухоидов, весь асфальтвозле ее дома, все лифты и весь подъезд были исписаны признаниями в любви. Повечерам на каждой ступеньке сидело по поклоннику. Это было бы еще терпимо, небудь в доме девять этажей… Наконец, даже волшебники забили тревогу, иСарданапал велел перенести Катю в Тибидохс. И точно – все дело оказалось воврожденной приворотной магии, которую Катя унаследовала от своейпрабабки-колдуньи.

Гоярын снова ударил хвостом. Бронированныйангар загудел, как пустая консервная банка. Оглушенные джинны, зажимая рукамиуши, стали выскакивать наружу. А Гоярын все ревел и ревел.

Ребята подбежали к ангару. Заглядывать внутрьникто не решался, поскольку там бушевало настоящее пламя. Его раскаленные струиежеминутно прорывались наружу. А в промежутках слышно было, как Гоярын с хрипомвтягивает воздух и сразу же вновь начинает дышать огнем, прогоняя остававшихсяеще джиннов.

Когда из ангара выскочил последний закопченныйджинн и, закричав что-то, возмущенно испарился, к ангару, прихрамывая, подошелСоловей.

– Не нравится мне это… С Гоярыном что-топроисходит. Сейчас январь, и он должен быть в спячке. А он проснулся. Уже тридня его никак не успокоят, – сказал он.

– Он не заболел? – спросила Таня.

Соловей задумчиво посмотрел сначала на нее,потом на раскалившуюся дверь ангара и пожал плечами.

– Надеюсь, что нет… Жду вас завтра ровнов шесть! Никому не опаздывать! – велел он.

* * *

На другой день на снятии сглаза Зубодерихавздумала отработать с учениками куриное заклятие.

– Считайте это проверочным заданием. Увас есть двадцать минут, чтобы его снять! Приготовились? Начали! –произнесла она и, небрежно щелкнув пальцами, что-то негромко пробурчала себепод нос.

Из ее кольца выскочила красная искра. Сразу жекласс заволокло розоватым дымом. На несколько секунд все скрылось из виду.Когда же дым рассеялся, Таня увидела, как Рита Шито-Крыто, захлопав руками каккрыльями, вскочила с ногами на парту и, вытягивая шею, громко закукарекала.Гробыня Склепова и Лиза Зализина немедленно отозвались ей со своих мест.

Дуся Пупсикова на корточках прыгала по классуи все время оглядывалась, взволнованно квохча. За ней торопливо прыгалицыплята: Верка Попугаева и Баб-Ягун. При этом Верка Попугаева держала во ртукакую-то нитку, явно принимая ее за червяка.

Но потешнее всех было наблюдать за ГунейГломовым. Здоровенный гориллообразный недоросль, явно возомнивший себянесушкой, с озабоченным кудахтаньем высиживал… пенал.

– Чего они все? С ума посходили? –удивилась Таня, но тут часть розоватого облака доползла и до нее.

А еще через несколько секунд Таня с изумлениемобнаружила, что сидит на полу и пытается носом клевать зерна. Это былостранное, очень странное ощущение… Она была курица и одновременно не курица. Имысли у нее тоже были какие-то половинчатые – частично ее собственные, частичнокуриные.

Таня сама не понимала, что заставляет ееклювом выщипывать у себя перья или гоняться за Ритой Шито-Крыто, уже охрипшейот кукареканья. Недаром сглазы Зубодерихи всегда были просто убойными.Настолько убойными, что даже Поклеп Поклепыч предпочитал не связываться сосвоенравной преподавательницей.

Зубодериха удовлетворенно оглядела последствиясвоей магии и, открыв верхний ящик стола, достала томик русских поэтовсеребряного века.

– Чудненько! Наконец-то есть времяпочитать стихи! – певуче сказала она.

Продолжая царапать нос об пол в поисках зерен,Таня поспешно припоминала заклинания, которые учила вчера вечером. Как жеснимать этот куриный сглаз? Короджогло богло? Хмырюс капустис? Нет, опять нето… Сосредоточиться было ужасно трудно. Попробуй соберись с мыслями, когдаприходится все время прыгать и кудахтать.

Только за пять минут до звонка Тане удалосьвспомнить контрзаклинание. Даже не вспомнить, а случайно подглядеть в чьей-то тетради,которую Верка Попугаева и Гуня Гломов расклевали в клочья.

– Ливодис курекус! – крикнула Таняи, освободившись, осторожно встала. Она вся была в пыли. Кончик носа досадливоныл.

Кроме нее, от сглаза освободились толькоВанька Валялкин, Гробыня и Лиза Зализина. Остальные продолжали еще рядкомсидеть на воображаемом насесте, изредка зачем-то отгрызая себе пуговицы.

Зубодериха со вздохом покосилась на часы изахлопнула томик стихов.

– Скверно! – сказала она, однойискрой исцеляя весь класс. – Очень скверно! А ведь куриное заклятие совсемслабенькое!

– Ничего себе слабенькое! – гневнофыркнула Гробыня. – Да я едва живая!

Зубодериха окинула ее оценивающим взглядом.

– Плохо, Склепова, плохо! Вы провозилисьпочти полчаса и то еле справились с куриным заклятием. А теперь представьте,что было бы, наложи я на вас роковую порчу, которую снимать в сотни разтруднее?

– А что было бы? – пугливо спросилаЛиза Зализина.

– У вас было бы всего пять минут на всепро все. И больше ни одной секунды, – пояснила Зубодериха.

– А потом? – услышала Таня свойголос.