Все, что казалось ей тогда очевидным и ясным, и ее скоропалительное решение, все теперь казалось ошибочным и ложным. Такая путаница и такой хаос в голове. Она болезненно схватилась за голову, и едва слышно застонала. Грудь сковали невидимые тиски, она не могла не вздохнуть, не выдохнуть, кинувшись к парапету. Анна глубокими глотками пила воздух моря, и капля, по капля приходила в себя.

Она мысленно возвращалась к разговору с фрау Остеррайх и к словам Дэвида. Кто из них искренен, а кто находится в плену лжи? Никогда ей не узнать правды, так что ей самой придется решить, что для себя признать за правду и с этим жить.

В действительности же он не был зол на нее, скорее раздражен, и сейчас, по пути в Руль, огромными размашистыми шагами он едва сдерживал раздражение, на нее и на себя, которое захватило и поглотило его с головой. Он решил взять паузу, дать им обоим остыть после тяжелого разговора, дать подумать себе, но прежде всего ей, дать ей свободу определиться. Как он мог, довериться ей, если она вновь, в случае дурного слова о нем, вот так, с легкостью, отвернется от него.

Больше всего в жизни он ценил равновесие, и сейчас, когда скоро ему стукнет пятьдесят, и жизнь его вновь казалось бы вошла в спокойное и тихое русло реки с Элен, такой заботливой Элен. Элен, он совсем забыл о ней. Как о ценном багаже, который с ним случилось год назад, оставить в поезде в Калле. Он понял отсутствие его ценности лишь тогда, когда потерял его, хотя до того момента, думал о том, что он крайне для него важен.

И остановившись возле отеля Негреско, когда-то роскошных апартаментов, где отдыхали только премьеры и коронованные особы, а сейчас, находившимся в унылом запустенье былого богатства, вслух произнес:

— Но пусть определится Энн, а я уже определился.

И решительно повернул к отелю Руль.

В этот вечер Дэвид и Элен вновь обедали в казино де ля Жете. Ожидая шторм, работники казино убрали все столы и стулья с террасы, и лишь уставшие цветы, которые в спешке, забыли, покачивались своими увядшими стеблями в такт легкого и спокойного ветра. А шторм так и не случился.

Ресторан был полон, и, находясь в огромном количестве людей, Дэвид немного расслабился. Быть наедине с Элен сегодня для него было мучительно тяжело и даже невыносимо. Так не выносимо находится у постели неизлечимо больного, осознавая, что его дни сочтены, когда он о том еще не знает. И она каким-то животным чутьем, хотя ни видом, ни словом не подав, что почувствовала перемены в нем, и глядя на него цепко и зорко, чуть склонив голову вправо, словно настороженная голубка, каждое свое слово взвешивала и обдумывала прежде чем его озвучить, потому как ясно и со всем ужасом понимала в тот момент, что скажи она сейчас нечто не к месту или невпопад, он может просто встать и уйти навсегда. Она знала, она чувствовала, ему нужен повод уйти.

О-о-о-о, небеса свидетели, она ему этот повод не даст. Она будет той, какой он желает, той, что без изъяна, и гибкой, и хитрой, и ловкой, и не отпустит его.

— Ты знаешь, мне наскучила Ницца. И потом, в этом сезоне публика не лучшая, столько сомнительных людей дурного происхождения, конечно, всему виной мигранты. Так что, может, вернемся в Париж? Хотя и он полон мигрантов. Или обратно в Калле? Хотя в Калле едва ли есть занятия для нас. А может Италия? Да, Италия. Решено. Как тебе моя идея? — поспешно спросила Элен.

Что-то ей, какое-то женское чутье подсказывало, еще в полном мере не осознавая почему, что причина его сменившегося настроения кроется в Ницце. Конечно, не зная истинных истоков его охлаждения к ней, она винила во всем сам город, с его роскошью и доступными прекрасными женщинами, отправлявшимися на лазурное побережье вслед голубых поездов со всей Франции, как стайка мелких рыбешек за огромным синим китом в поисках крова и пищи. И зная свою слабую стороны, осознавая свою физическую непривлекательность, она уже не могла конкурировать своей заботой и опекой, с множеством фривольных красавиц побережья, как полчищем поденок, летящих над гладью воды. И видя, как он окреп, как он возвращает себе былую форму, она с горькой усмешкой осознавала, что их союз, сиделки и пациента медленно, но верно угасает. А потому Элен понимала, что ей следовало поспешить связать его узами брака, как морским узлом реи корабля, что ветер и время неотвратимо и неизбежно разводит врозь.

— То же что дозволено делать в Италии, можно делать и здесь. И потом, прибыл Гордон Кэмпбелл, мой давний друг, и если не сегодня, то завтра мы непременно встретимся и поужинаем. Нет, милая Элен, у меня определенно нет намерения ехать в Италию. Мне хорошо и здесь. Ты же знаешь, я люблю Францию, — ничуть не смутившись, солгал он.

— Конечно, конечно, — поспешно согласилась Элен, — не бери в голову все, что я сказала, так, мысли вслух, — добавила, уже задумавшись, она, и решив, во что бы то ни стало, выяснить, что же теперь гнетет его и отчего он отстранен больше чем обычно, больше этой темы не касалась.

С их судьбоносной встречи прошло четыре дня. Анна знала, что он живет в отеле Руль, но так и не решалась увидеть его вновь, да и он не делал попыток увидеться. Она понимала, что должна сделать первый шаг, если хочет быть с ним, но не решалась. Не решалась не потому, что не была уверена, что хочет быть с ним, и не потому что, по-прежнему считала его дурным человеком, да и в его чувствах она не сомневалась. Теперь, она видела, что они взаимны, ведь разве может быть так зол человек на того, кто ему безразличен. Ведь чем сильнее обида, тем сильнее чувства.

Она сомневалась в себе, сомневалась, что в ней достаточно сил для того, чтобы быть с кем-то. Она была так истощена, и физически, и морально, и со всей ответственностью понимая, что в отношениях надо делиться чувствами, эмоциями и счастьем, не была уверена, в том, что ей есть, что ему дать. Опустошенная и обескровленная, она нуждалась в том, кто вернет ее к жизни, кто трепетно и терпеливо отогреет и успокоит ее сердце и душу. Но