Они попытались решить проблему так: это неплохой запасной вариант. Постараться забыть о ней, вычеркнуть из своей жизни и памяти.

«Неужели они думают, что это возможно? — думала Варя. — И я сама тоже так думаю… Это несерьезно… Ничего у нас не получится. Нельзя ничего вычеркнуть и вернуться к прежней размеренной жизни. Это смешно — пробовать и мечтать все упростить… Ничего никогда не упрощается. Пытаться свести опасность к минимуму… Но она ни за что не пожелает исчезнуть и потеряться. Дудки! Стараться выбросить ее за ненадобностью… Но это просто глупость… Жизнь вволю поиздевается над нами и всеми нашими усилиями и потугами… У нас ничего не получится».

Можно упорствовать в своих желаниях и дальше. Да и как иначе? Смириться с ситуацией — значит признать, что у Володи больше нет семьи и вряд ли она вдруг возродится на пепелище…

Люди слишком часто не хотят замечать очевидное, боясь его. Они упорно зажмуриваются и придумывают себе несуществующий мир. Как в детстве… Только если в детстве — это игра богатого свободного, ничем не стесненного, не обремененного воображения, то теперь их держит в своих цепких лапах страх… И они пробуют убежать от него, спрятаться… Ну не сражаться ведь!.. А почему нет?.. Почему предпочтительнее удрать и поискать укрытие, а не пойти ему навстречу?.. Страшно погибнуть в открытом бою?.. Лучше жить, согнувшись, ссутулившись, сжавшись под давящим гнетом ужаса правды и страха открытия… Но истина всегда тяжела и беспредельна. На то она и истина. Значит…

У них ничего никогда не получится. Глупо мечтать об этом.

Но молодая и неопытная жена ошиблась в своих мрачных прогнозах. У них все отлично получилось.

— Варя устала с дороги, — в который раз повторил Володя отцу и тете Нюре.

Они и так уже давным-давно все поняли о ее усталости.

— Юг, — говаривал порой с усмешкой профессор Гном, — слишком теплое и горячее место, где чересчур хорошо и быстро все растет и подрастает: цветы, травы и страсти…

Зачем же он отправил туда молодых? Но ведь вдвоем, на месяц, да и Варя нуждалась в солнце и тепле… Точнее, ее легкие…

Все размышления, тревоги и сомнения промелькнули довольно незаметно, плавно скользнули над столом и пролетели под потолком квартиры Гребениченко на Никольской. И присмирели, утихомирились, укрощенные силой воли, разумом и желаниями людей, здесь живущих…

Ночь приближалась, и Варин страх разрастался. Она словно закаменела, приготовилась к самому ужасному и даже продумывала всерьез вариант полного признания мужу. Только так ли уж нужны ему откровения?..

Варя украдкой взглянула на Володю. Сидит внешне спокойно, что-то читает и, похоже, не проявляет ни малейшего интереса к жене. Старается не проявлять. Каждый погрузился в свои мысли и свои трудности. Еще даже не став действительно единым целым, настоящей семьей — а у них для этого было слишком мало времени! — они уже четко разделились на двоих разных, живущих по-своему и далеко друг от друга людей.

Володя прекрасно знал, что Варя его не любит. А что, разве не так? Знал, и еще как знал!

Варя начала потихоньку раздражаться. Он достаточно безмятежно принял ее жертву и посчитал, что это вполне нормальное явление. Ничего из ряда вон выходящего. Ситуация довольно обычная, и все будет идти так, как должно. Жертвенность — в характере русского человека. Володя отнесся к ее равнодушию идиллически бесстрастно, принял за основу свою собственную любовь, поставил во главу угла свое собственное чувство. Значит… значит, Варя ему ничего не должна и ничем не обязана. И вообще… Если уж она и была ему чем-то когда-то обязана… Нет, Варя не забыла о том, кто ее вылечил. В общем-то спас… Но она отплатила тем, что вышла за него замуж. Отплатила?.. Словно отомстила… Звучало почти одинаково…

Варя окончательно запуталась в себе, в своих отношениях с мужем, со всем окружающим миром и… махнула на все рукой. Пусть живет как хочет — и весь мир, и Володя Гребениченко, Вовочка Расчесочка… А она будет жить сама по себе. Самый оптимальный и единственно правильный вариант в их непростой ситуации. А признаваться, каяться и рвать все сразу… Нет, это тоже неосмотрительно и чересчур поспешно.

У Вари не оказалось подруг, и посоветоваться ей было не с кем. Мать всегда существовала вдали от нее, наособицу. Единственная приятельница Лида, выскочив замуж и став инженером, тоже отстранилась и пропала. Да и вряд ли Варя смогла бы доверить кому-то свои семейные тайны. Правильнее их держать при себе, чтобы не нарваться на предательство, сплетни и грубость.

Пусть все остается по-прежнему. Пока… До поры до времени… Да и деваться Варе некуда. Возвращаться домой не хотелось. Тем более, что все коты и цветочки перекочевали сюда и неплохо прижились на Никольской, ныне именуемой революционной улицей 25 Октября. А Алекс… Еще неизвестно, вернется ли он когда-нибудь… Да и вообще… Он непонятный, смутный, загадочный… Зачем она ему? А он ей?..

Варя встала и поплелась в ванную. Володя пристально посмотрел ей вслед и снова уткнулся в книгу…

Он тоже оказался в странной, неожиданной растерянности.

Володя ничего не понимал… И понимал абсолютно все. Но не хотел понимать. Всеми силами сопротивлялся страшной догадке. И так же спрашивал себя, как Варя, — а почему он вовремя не подумал о том, что произойдет, если жена случайно встретит свою любовь? На свой счет он не обольщался. И его некрасивость тут ни при чем. Просто — нет, и все… И сделать с этим ничего невозможно.

Наступающая на пятки ночь его тоже пугала. Именно она — откровение и прозрачность. Именно она всегда — страх и чистота. Именно она — тоска и счастье. День замазывает, заслоняет, затирает собой, своими делами, суетой, беготней все беды и все радости. Он затушевывает нюансы, подлинное и правдивое. День лжет. Он обманщик по натуре. Ночь честнее, прямее и куда откровеннее. А потому страшнее и счастливее. Нежнее и пристрастнее. Объективнее и жестче. И мягче одновременно.

Володя все это прекрасно понимал. И потому очень боялся густеющих за окном сумерек. Стекла мрачнели, быстро наливаясь чернотой, и Владимир даже глуповато обозлился на время, бегущее вперед с такой не соразмерной с жизнью, никчемушной скоростью. И как ему ни хотелось прижаться к полусонной и впрямь какой-то уставшей, подозрительно вялой Варе, он пересилил себя с великим трудом и мужеством и, пожелав жене спокойной ночи, постарался заснуть.

Володя не мог объяснить себе, как ему это удалось. А Варя тем более. Ужас перед предстоящей ночью был так велик, что ей казалось, будто она даже перестала соображать. И помнить что-либо. Память истерзалась, измучилась, пытаясь совместить несовместимое, и, выбившись из сил, отказалась дальше играть в запутанную сложную игру.

Но когда измаявшаяся, обессилевшая Варя обнаружила внезапно рядом с собой мирно заснувшего, по-детски сопящего мужа, она, к своему изумлению, убедилась, что это еще хуже и страшнее. Потому что абсолютно неясно. Объяснимый ужас пережить куда проще и легче непонятного. И пусть лучше ужасный конец, чем ужас без конца…