class="p1">И Андрей принялся объяснять, что нет абсолютных значений «плохо» и «хорошо», что то, что хорошо для одного, может быть ужасно для другого, и наоборот, что в мироздании всё уравновешено и гармонично, в нём нет ничего случайного или ненужного, лишнего. «Зло» и «добро» — лишь ярлыки, которые люди раздали тем или иным явлениям в соответствии со своими ограниченными понятиями. Вселенная же сотворена из любви и света…

— Я тоже в детстве так думал… — Очень серьёзно сказал Егор. — А потом оказалось, что люди воюют и убивают друг друга. Почему?

— Потому что другие люди научили их тому, что мир поделён на «правильно» и «неправильно». И каждый думает, что он отстаивает единственную возможную правду.

— Так почему же им никто не объяснит!? — Чуть не задохнулся от откровения Егор.

Стало больно внутри… Так знакомо безысходно-больно.

Я смотрела на Андрея. На его лице за обычной едва заметной улыбкой скрывались те же чувства — я это увидела.

Как объяснить парню то, что мы уже объяснили себе ценой разочарований и потерь, ценой прожитого, ценой вот этой боли?…

Ведь так всё просто: а вдруг те люди, которые бомбят джунгли, не знают, что от этих бомб гибнут люди, такие же вот дети, как я? Нужно им только сказать об этом, и они тут же прекратят!.. Так думала я, когда ребёнком слышала об ужасах войны во Вьетнаме.

Позже, изучая в школе историю, состоящую из одних походов и ристалищ — будь то делёж земли, или противостояние разных идеологий — я изнывала от желания и невозможности придумать такие слова, которые объяснили бы человечеству сразу и навсегда столь очевидное: насколько глупы и безрезультатны, ужасны, гибельны для всех — и для победителей в не меньшей степени — ведущиеся на земле войны!..

А ещё позже я узнала, что приходил на землю человек, говоривший те слова, которые я не смогла придумать. Но мало того, что его убили те, кому не нравилось, что он говорил! Другие, которым понравились его речи, тоже стали убивать друг друга — потому что, как одним казалось, не все верно его поняли…

Всё, что я знала сейчас, это то, что мир наш таков, каков он есть — несовершенный, тёмный, дикий. По сравнению с теми мирами, о которых говорили и говорят их посланники, мы находимся в зачаточной фазе своего духовного развития. Даже научно-техническая продвинутость кажется значительной лишь если обернуться на сто лет назад, и отражает работу и развитие мысли, но не духа.

Но почему мир таков, несмотря на залежи мудрости, невзирая на трагические уроки всей истории существования человека на земле?! Почему?… Исчерпывающего ответа у меня не было.

— Ты думаешь, людям не объясняли этого? — Андрей поднял глаза на Егора.

— Так что ж тогда… почему же тогда всё продолжается?! — Парень недоумевал.

— Потому что людьми правит страх. Вместо того чтобы освободиться от страха, люди боятся всё больше и больше. Они воспитывают своих детей, уча их бояться всего на свете…

Да! Это я тоже усвоила, благодаря Элке: мир поделён людьми на «плохо» и «хорошо», на «добро» и «зло» только из страха. Лишь две силы есть в мире: страх и любовь. Две взаимоисключающие силы. Там, где царит любовь, страху нет места. Но там, где есть страх, не может быть любви. Во всяком случае, той любви, которая есть Любовь, а не той, за которую так часто мы принимаем тот же страх: страх остаться в одиночестве, страх оказаться «хуже других»…

Помню, в школьные годы мы, девчонки, обменивались своими «дневниками», в которые записывали всё, что касалось — конечно же! — любви: стихи и песни, фразы великих и безвестных авторов всё о ней же, о любви. Сколько их в мире — определений любви! Едва ли не у каждого — своё. И говорит это не о многообразии взглядов и мнений, а о несовершенстве нашем.

Мы вывели формулы и дали исчерпывающие определения почти всему на свете — но не любви!.. И продолжаем отстаивать каждый свою точку зрения на это понятие. Из любви к сыну мать манипулирует им, не давая возможности жить своей жизнью, руша его семью. Из любви к жене муж убивает её, заподозрив в неверности. Из любви к истине церковь предаёт анафеме и сжигает на кострах инакомыслящих и «неверных», а то и войной идёт на другую… Но всё это — страх, страх, страх… Страх потерять власть над окружающим, стало быть, потерять себя: ведь когда ты заполнен внешними обстоятельствами, твоя самоидентификация напрямую зависит от них.

Маленький ребёнок не боится ничего — он самодостаточен. Даже лишиться пищи — а стало быть, жизни — он не боится, он просто будет плакать от голода. Или холода. А получив тепло или пищу, он не вздумает никого за это благодарить: ведь это так естественно — получать то, в чём нуждаешься!.. Пока внешний мир не убедит дитя в противном, пока шаг за шагом не объяснит, насколько обусловлены его, этого мира, и забота, и любовь.

Будешь плохо себя вести, родители не дадут конфетку. Будешь дружить с Машей-Митей — Валя-Вова не даст покататься на велосипеде. Не будешь думать в ногу со всеми, объявят бойкот, исключат из пионеров, комсомола, партии… отлучат от церкви. И очень скоро мы усваиваем нашу зависимость от придуманных кем-то правил и принципов, от бытующих морали и стереотипов. Мы научаемся платить за любовь к себе: когда авансом, когда задним числом. Мы начинаем играть в ту же игру, навязывая её правила уже своим детям.

Круг замкнулся. И чтобы вырваться из него, требуется порой не просто желание или мужество, а героизм. А иногда героизм требуется не так для того, чтобы выйти из этого круга, как для того чтобы удержаться на своих позициях и не войти в него. Не вступить в пионеры, в партию — если тебе чужды их лозунги и идеалы… Не пойти на поводу у толпы, у родителей, друзей — если ты не разделяешь их интересов или если элементарно не хочешь идти с ними. Да, оставаться собой — это героизм. Героизм отвечать самому за себя: за свои удачи и неудачи, не сваливая вину на кого-то или на внешние обстоятельства — ибо, когда ты принадлежишь себе, все обстоятельства внутри, а не снаружи.

Я не была ни героем, ни бунтарём, я была, как все, как большинство вокруг меня. Я была заполнена родителями, друзьями по двору, одноклассниками, наставниками, потом коллегами и мужем — подобно сосуду, предназначенному для того, чтобы