— Вы дали мне пищу для размышлений, — сказал Константин после долгой паузы. — Я не знал… Простите, если был резок. Теперь я понимаю, что судил о ситуации, не зная всех обстоятельств.

Он взял с буфета резной нефритовый шарик и, глядя на него, вертел в руках.

У Джейн перехватило дыхание. Это значит, что он снова обдумает возможность жениться на ней? Слишком смело на это надеяться, и все-таки…

Джейн ждала, все в ней замерло в предвкушении его слов.

Но он больше ничего не сказал, погруженный в созерцание нефритовой диковинки. С хриплым вздохом Джейн повернулась и вышла, оставив Константина наедине с его мыслями.

Наутро Константин просматривал за завтраком почту. Корреспонденция состояла большей частью из соболезнований и едва прикрытых поздравлений. Забавно, что люди, теперь называвшие его другом, пару недель назад, завидев его, перешли бы на другую сторону улицы.

Почта никогда не приносит хорошие новости. Вчера Константин получил письмо от своего брокера, извещавшее о потерях, которые он понес от продажи долгосрочных инвестиций.

Он уже дал указание вложить вырученные средства в краткосрочные и высокорискованные операции. Лучше было подождать, пока его более разумные инвестиции дали бы плоды, но тогда стало бы уже поздно спасать фабрику.

Прошлый вечер он провел, подсчитывая свои средства и долги Бронсону. И решил, что действительно должен жениться на Джейн. Пока его вложения не принесут значительную прибыль, другого способа спасти фабрику нет.

Однако самым убедительным фактором была любовь Джейн к Люку, чему он стал свидетелем в собственной гостиной. Будет жестоко разлучить их.

Тот день был полон сюрпризов. Константин обнаружил в себе скрытое желание войти в роль опекуна обаятельного мальчишки. Смехотворное желание, учитывая прошлое Константина, но от этого не менее сильное. Фредерик презирал роль наставника, считая, что замечать Люка ниже его достоинства. Мальчик изголодался по мужскому вниманию.

Да, Константин спасет фабрику и сделает для Люка все возможное.

Он женится на Джейн.

Однако он достаточно хорошо разбирался в женщинах и не желал представить ей это как свершившийся факт. У него еще есть время поухаживать за ней и очаровать. Константин испытывал сильное желание заставить ее полюбить его из-за него самого, а не из-за того, что он может ей дать.

Константин цинично усмехнулся над своей заносчивостью. Гордость подвигла его на такую тактику? Или инстинктивное стремление быть охотником, а не жертвой?

Не имеет значения. У него в запасе месяц, чтобы расплатиться с Бронсоном. Времени достаточно.

Официального вида письмо привлекло его внимание. Он вскрыл его и выругался.

Письмо от Бронсона. Константин просмотрел короткое послание, информировавшее о необходимости выплатить долги в течение тридцати дней. Будто он этого не знает! Больше того, Бронсон ясно давал понять, что имеет намерение отказать в праве выкупа закладной в случае неуплаты долга в срок. И сообщал, что посылает агента оценить имущество, ожидая именно такого развития событий.

Музыкальный голос прервал поток его ругательств:

— Боже мой! От таких слов тут, как говорится, воздух посинел.

Константин смотрел на свою докучливую родственницу. В ее тоне было легкое поддразнивание, но сейчас он не в настроении шутить. Поднимаясь, он сказал:

— Извините.

— Сиди, — махнула рукой леди Арден. Направившись к буфету, она положила себе на тарелку немного еды и вернулась к столу. — Что привело тебя в такое дурное настроение, Константин? Плохие новости?

Он чуть сдвинул брови.

— Нет. — Константин предпочел сменить тему. — Вы знаете, что вместе с этим домом я унаследовал подопечного?

— Подопечного? — переспросила леди Арден. — Ничего подобного не слышала.

— Строго говоря, это не наследство, — поправился он. — Фредерик назначил меня опекуном Люкаса Блэка.

— Этого очаровательного темноволосого озорника, которого я тут видела?

— Да, — кивнул Константин. — Кажется, он сын Мэри и Эрнеста Блэк. Во всяком случае, так сказал мне Гринслейд. Я о них никогда не слышал, а вы? Вероятно, они умерли от лихорадки, когда он был еще в пеленках.

Леди Арден заморгала:

— Сколько лет мальчику? Наверняка не больше семи.

— Шесть, — ответил Константин. — Какое это имеет значение?

— Дорогой мой, если он сын этой пары, то это настоящее чудо. Ведь Мэри было по меньшей мере пятьдесят пять, когда она его родила.

— Наверное, я неправильно понял, — нахмурился Константин, — или Гринслейд напутал.

Дом, ребенок и, возможно, жена. Да его лондонские приятели животики надорвут от смеха. Внезапно у него возникло сильное желание сбежать.

Константин промокнул губы салфеткой. Побег — это именно то, что ему нужно, хотя бы на одно утро. Оставив недоеденный завтрак, он велел подать фаэтон.

Леди Арден проницательно посмотрела на него:

— Замечательная идея. Я всегда считала, что такие прогулки успокаивают нервы. Почему бы тебе не попросить Джейн составить тебе компанию? Я уверена, что бедняжка давно не выезжала.

— Я не желаю… — Он замолчал под грозным взглядом леди Арден. — Хорошо, я ее попрошу. Хотя кузина Джейн склонна блюсти правила этикета. Она может возражать против прогулки наедине со мной.

— Какие могут быть возражения? — пожала плечами леди Арден. — Вы поедете в открытой коляске и в сопровождении конюха.

Ее яркие глаза смотрели на него с предупреждением.

— Веди себя осмотрительно, Константин. Я могу дать тебе некоторую свободу, но ты должен помнить, что твое поведение отразится на мне. Я не допущу, чтобы Джейн была опозорена.

Он поднял брови:

— Другими словами: руки прочь?

Леди Арден долго и холодно смотрела на него.

— Другими словами: будь благоразумен.

Едва заметно вскинув подбородок, Константин дал конюху понять, что тот не нужен. Кивер отошел, и они быстро покатили прочь.

Если Джейн и возражала, что они не взяли с собой конюха, то промолчала. Возможно, она, как и Константин, была рада на время сбежать из Лейзенби-Холла.

Что ж, есть ли лучший способ поухаживать за женщиной, чем прокатиться с ней в солнечный день без свидетелей?

— Они сегодня резвые, — кивнул он на гладких гнедых, которые фыркали и вскидывали головы. — Не будем их сдерживать. — Константин ослабил поводья, и лошади помчались в зеленом туннеле из старых дубов.

Джейн придерживала рукой шляпку и смеялась. Ее серебристый смех журчал, как ручеек.