– Макар простоват. Да и в разъездах почти всегда, фура у него. Лешка скользкий какой-то… Вроде и льнет к Катьке, а про свою рубаху не забывает. Митька… Дмитрий то есть – он достойный малый. Только Катька его тоже сторонится.

– А причина?

Олег с благодарностью взглянул на Витька, протянувшего ему кухонный нож. Отрезал от пирога кусок пятнадцать на пятнадцать сантиметров и тут же, не рассмотрев начинку, вонзил в него зубы. Пирог оказался с яблоками, и еще с чем-то вкусным и ароматным, и еще с лимоном, кажется. И такой пышный, такой вкусный, что он не сдержался, застонал едва слышно.

– Вкусно? – довольно улыбнулся Витька, поставил на стол две большие чашки с ложками, сахарницу, заварник. – Катька готовит знатно! Бабке не уступает!

Про бабку ему было интересно знать все, он даже готов был слушать про ее кулинарные таланты, но сначала…

– Давай ты мне сначала про ухажеров Катиных расскажешь, а? Может, кто из них перестарался?

– В смысле этих – того? – Витька вжал голову в плечи, кивая на окно, выходившее на злополучные заросли. – Это вряд ли! Макар с детства у меня на глазах. Морду набить – это запросто. Руку, ногу сломать может, нос перебить – да. Но чтобы так извращаться!!! Нет, это не Макар.

– А двое других? – Кусок пирога растворился, словно был сделан из сладкой ваты, и Олег потянулся снова к ножу. – Эти, как их…

– Лешка с Митькой?

– Ну! – Он старательно выровнял левый угол, подхватил ножом выпавшие яблоки и изюм – вот что попалось сладкое и ароматное, слопал их прямо с ножа и вопросительно взглянул на пустую чашку. – Что там с чаем-то?

– Закипает, – пожал плечами Витька, он нарочно залил под самый верх, чтобы опер подольше задержался. – Лешка вообще плохонький человечишка. Вроде на ногах стоит нормально, поэтому бабка и советовала Катьке к нему приглядеться. Но в коленках слабоват, трусоват. Мне он не нравится.

Витька маетно покосился на холодильник, где – он точно знал – охлаждается целехонькая бутылка водки и закуски вагон. Катька перед праздником наготовила всего, а гости-то и не случились. Затихли все, крысы! Никто не позвонил и не поздравил. Вот народец!

Он снова вздохнул. Сейчас бы по полочкам холодильника-то пройтись. Разговор-то прямо такой, что не захочешь, а нальешь. А разве она простит?

Нет, не станет он пользоваться случаем. Не станет пить. Витька со вздохом отвернулся от холодильника. Разговор на трезвую голову должен состояться. Хотелось ему того или нет, но на опера придется поставить. Больше не на кого!

– А нравится тебе Дмитрий, правильно я понял? – поторопил его с ответом Олег. – Так что там с чаем-то?

Внутри чайника громко булькнуло, затем подпрыгнула крышка. И из носика повалил густой пар. Витька сорвался с места, обхватил полотенцем ручку чайника и налил им обоим по целой кружке.

– Заварку-то куда лить? – сморщился Олег. – Ты чего?

– Задумался. – Витька вернул чайник на место и отлил воду из чашек в раковину. – Про Митьку задумался. Нравится он мне или нет? Если на него бабьими глазами смотреть, то он невозможно хорош. Блондин, высокий, морда смазливая. И уверенности в нем… Знаешь, он мне тигра какого-то напоминает. – У Витьки вдруг сделались глаза до невозможного мечтательными. – Мне бы хотелось быть таким, как Митька.

– Он тоже в поселке тут живет? – Олег уткнулся в кружку, поймав себя на ревнивых мелких мыслишках.

– Да, неподалеку.

– Давно живет? – И, заметив Витькино замешательство, пояснил: – Ну, ты вот про Макара сказал, что с детства его знаешь. Про Лешку тоже. А Дмитрий? Старожил? Местный?

– Нет. Он приезжий. Как давно приехал, не помню. Как-то так стал заметен, когда с Василисой сошелся.

– А Василиса – это у нас кто?

Ругая себя за обжорство, Олег отрезал еще кусок пирога. И тут же мысленно оправдался, что к утру пирог может и зачерстветь. И может так случиться, что он вообще окажется единственным гостем Катерины, а поскольку пирог готовился для угощения, он имеет полное право.

– Василиса-то? – Витька загадочно поиграл бровями, с присвистом отхлебнул из чашки, ухмыльнулся. – Это бабка Катькина. Василиса Степановна! Такая она… Такая!!! Ее тут все боялись, гражданин начальник.

– Почему это?

Олег вдруг вспомнил о коллекционном фарфоре в старинном буфете и посмотрел в его сторону. Фарфор был на месте.

– Она была… Какой-то слишком деловой и авторитетной.

– Чем промышляла? – включил профессиональное любопытство Мишин и тут же осекся, увидев, как Витька резко опустил глаза в стол, предоставив ему на обозрение лысину. – То есть я хотел спросить, чем занималась? Кем работала? Внучку-то поднимать одной трудно и…

– Да понял я, начальник, что ты хотел сказать. – пробубнил от стола Виктор и проговорил едва слышно: – Мент – он и в Африке мент, как его ни назови. А что касается Катькиной бабки… На заводе она точно не горбатилась. И на гуталиновой фабрике тоже. Чем-то жила. Дальнобоев кормила. – Витька поднял глаза на Олега, хмыкнул: – Если за ней что и было, теперь-то разве докажешь, начальник?

– Я ничего доказывать не собираюсь. Я просто пытаюсь понять повышенный интерес к этому дому. И все!

– Я тоже. – Испитая физиономия Витьки сделалась до невозможного серьезной. – Меня это тоже сильно тревожит. Потому я и хожу ночами.

– И много выходил? А?

Олег допил чай, отодвинул пустую чашку, понял, что насытился и теперь бы с удовольствием поспал, даже вот на этом маленьком стареньком кожаном диване.

– Пока тихо, но… – Витька почесал макушку, оставив на ней багровые полосы от ногтей. – Но как-то тревожно мне. Маетно. И следы…

– Какие следы? Где?

Мишин насторожился, тряхнул головой, пытаясь отогнать дремоту. Накрывало в полную силу. Он точно за рулем уснет, если сейчас поедет. А тут хорошо, уютно. Пахнет вкусно пирогом, лимоном. Пол чистый, по нему только босиком и шлепать. И тут же некстати вспомнились аккуратные ступни Катерины с маленькими пальчиками и перламутровыми розовыми ноготками. Белокурые волосы, заколотые небрежным тяжелым узлом на затылке, удивленные синие глазищи. Она была такой… Такой желанной!

Олег сонно зевнул и решил переместиться на диван.

– Я сейчас немного посижу и поеду, – бросил он виновато в Витькину сторону.

Тот и бровью не повел, осторожно, чтобы не греметь, полоская чашки. Худые лопатки сноровисто ходили под широченной майкой.

– Так что за следы-то, Виктор? – напоследок встрепенулся Олег, прикрывая глаза.

– Ну, на следующее утро, после убийства этих гавриков, кто-то вокруг нашего дома бродил ночью. Я прошелся вдоль забора-то… – Виктор положил на край раковины руки в мыльной пене, взглянул в дальний угол рассеянно. – На подмороженном снегу не особо разглядишь, но я все равно увидел: кто-то бродил.