Я чувствую: он возбуждён, но никуда не спешит. Его руки — у меня на плечах. Прожигают насквозь — большие и сильные ладони. Гладят шею. Перемещаются на лицо. И когда он касается горячими пальцами моих щёк и висков, я теряю тормоза. Вжимаюсь в него. Стону.

Глажу каменное тело беспорядочно и жадно. Налитые мышцы его рук. Протискиваю ладони между нашими телами и прикасаюсь к его груди. Он, не отрываясь от поцелуя, слегка отодвигается, давая мне возможность пощупать каменный пресс и огладить на всю длину его возбуждение.

Рву пряжку его ремня. Он, наконец, отрывается от моих губ и накрывает ладонями мою грудь. И, кажется, башню рвёт не только у меня. Он снова делает это — толкается бёдрами, и стоп-кран сорван.

Поцелуи — жадные, как укусы. Отрывистые, как отдельно взятые аккорды. Горячее дыхание опаляет кожу. Одежда летит в разные стороны. Его руки сводят с ума. Его пальцы вытворяют что-то такое, отчего я готова выпрыгнуть из собственной кожи и сгореть заживо.

Он всего лишь касается несколько раз меня там — надавливает и гладит — короткие, как удары, движения — и меня накрывает с головой. Тону. Разлетаюсь. Вспыхиваю и становлюсь волной — огромной, как безбрежный океан. Во мне рождается крик чайки — громкий и хриплый.

— Боже, Ника, — бормочет Дракон, тяжело дыша, и вибрации его голоса сплетаются с дрожью моего тела.

А затем он приподнимает меня. Смотрит в глаза. Пристально и долго. Во взгляде его — шторм. Тёмно-серый, почти чёрный. Он то ли спрашивает, то ли гипнотизирует. Я обвиваю его шею руками, а талию — ногами. Касаюсь лбом его лба. Не нужно слов. Вопросов. И он принимает мой безмолвный вызов.

Он идёт, движется, а я качаюсь в такт его шагам. Кажется, это кабинет Крыски. Теперь уже его кабинет. Он сажает меня на стол. Гладкое дерево холодит ягодицы.

— Посмотри на меня, Ника, — властный низкий голос, от которого кидает в дрожь. И я смотрю, распахнув глаза. Поддаюсь магнетизму этого человека-дракона, его харизме, что обволакивает и лишает воли. И пока я теряюсь в его грозовых тучах, он входит в меня. Медленно. Томительно. Так, что хочется кричать и извиваться, насаживаясь до конца, до самого основания. И он словно чувствует, чего я желаю больше всего — делает резкий толчок. Упоительный и сладкий. Мощный и глубокий. О, да!

Он бурный, напористый, сильный. Немного жёсткий. Но его накал заводит меня до потери пульса. До растворения, до умопомрачения. Я двигаюсь ему навстречу. Встречаю его, ловлю, сжимаю. До тех пор, пока и он не теряет контроль.

Бешенный ритм. Зашкаливающий пульс. Ревущее пламя атомных реакторов. Белая молния шарашит так, что остаётся только кричать и биться, и слышать ответный рык, пронзающий насквозь, навылет.

Мы затихаем, приходим в себя. Содрогаемся от наслаждения, но это уже — отголоски кипящей лавы. Он глубоко во мне. И всё ещё возбуждён. Его руки держат меня почти нежно. Он пока в эйфории, а я уже думаю, что будет дальше. Не хочу шевелиться, разрушать момент отчаянной и такой почему-то открытой настежь близости. Но нет сил смотреть ему в глаза. Потому что он как раз смотрит — сумрачно и серьёзно. Осторожно расцепляю ноги и отодвигаюсь. Сползаю со стола и поворачиваюсь к окну.

Он тут же обхватывает меня руками. Обнимает. Жар его тела обжигает. Это приятно настолько, что хочется вжаться в Драконова спиной, прилипнуть, воруя тепло.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать, Ника?

Он водит губами по шее, очерчивает пальцем выбившийся локон и посылает по телу такие волны, что я с трудом удерживаю дрожь. Он трогает мои волосы, закрученные в высокие пучки, как будто хочет убедиться, что они настоящие. Невыносимо вот так стоять слишком близко к нему.

— Я задал вопрос, — даже сейчас, когда в его руках и движениях столько нежности, он умудряется командовать.

— Нет. Не хочу.

— Может, расскажешь, что случилось? — продолжает он меня доставать.

— Нет, — каменею спиной и отстраняюсь. — Можно я здесь останусь? — спрашиваю, не поворачиваясь.

— Нет, — отрезает жёстко. Я чувствую его злость.

— Нет значит нет, — соглашаюсь и, вырвавшись из кольца его рук, направляюсь на ватных непослушных ногах к двери. Я бросаю его в этом помпезном кабинете, где ему под стать лишь новое кресло.

Одеваюсь впопыхах и покидаю офис. Решение приходит быстро. Есть только один человек, которому я могу сейчас позвонить. Не давая себе передумать, набираю номер. Меня словно ждут — отвечают сразу.

— Привет. Ты не мог бы забрать меня? Я возле «Розового Слона». Только быстро, пожалуйста. Очень быстро, если можно.

Мысленно чертыхаюсь и не только. Это что сейчас было? Я же не совсем дурак и понимаю: вряд ли она заявилась под ночь в офис, чтобы быстренько перепихнуться со мной. Кто-кто, а Лунина не похожа на искательницу приключений. На тех, кому легко и просто даются вот такие эскапады.

Полный дурак. Кретин. Нужно было остановиться. С ней явно что-то не так — видел же, но верхняя голова проиграла нижней. Разум в такие моменты не всегда работает чётко — даёт сбои.

Провожу пятернёй по волосам, пытаясь прийти в себя. Я сделал что-то не то, но пока не могу уловить очень важную мысль: в голове сумбур и каша, а чёртово тело до сих пор содрогается от воспоминаний.

Всё произошло быстро и неправильно. Она наступала, а я поддался. Отчаянная и решительная, словно от этого зависела её жизнь. Маленькая смелая девочка, шагнувшая в пропасть.

«Stone cold, stone cold», — бьётся в висках полный трагизма голос. Музыка, которая навсегда сплелась с ней, Никой Луниной. Я не жалел о том, что случилось. Чего, наверное, нельзя сказать о ней. Какая-то просветлённая похоть, если можно так выразиться. Естественное действие без фальши, но с тёмным опасным омутом. Я чувствую его дыхание и инстинктивно пытаюсь разобраться в мыслях и вопросах, которые множатся, как болезнетворные микробы.

Снова мучительно хочется закурить. Меня знобит. Видимо, опять температура поднялась. Разберусь со всем завтра — решаю, чтобы наконец-то избавиться от странного послевкусия, оставшегося от слишком тесного «общения» с Никой.

И тут меня словно током прошивает. Чёртов идиот! Она же просилась остаться здесь, в офисе! Вот та важная мысль, что ускользнула, пока я пытался надавить на неё и выяснить, что же случилось. Это значит — ей некуда идти. Я совсем мозги растерял.

Собираю разбросанные по офису вещи и одеваюсь. Тороплюсь, чертыхаясь уже в голос. Вряд ли она успела далеко уйти, если ей действительно негде переночевать. Возможно, притаилась на улице и ждёт, пока я уйду.

Выхожу, чтобы поймать именно тот момент, когда, ревя мотором и визжа тормозами, возле здания останавливается ядовито-оранжевый спорткар. Слишком знакомый. Да вон и Илья выскакивает наружу и открывает дверцу пассажирского места.

В ступоре наблюдаю, как он подаёт Нике руку. Как она грациозно садится в машину брата. Как Илья хлопает дверцей и бежит на водительское место. Авто срывается так, словно все черти преисподней гонятся вслед за этой помпезно-кричащей тачкой.