И такое у неё лицо, что меня переклинивает. Надолго. Слова её, как пони, бегут в голове по кругу, и стоит большого труда вытряхнуть эту крамольную труху из мозгов.

На следующем светофоре я уже прихожу в себя.

— Ты не туда едешь, — говорю я спокойно. — Сворачивай.

Мне хочется раз и навсегда поставить сестру на место. Заткнуть ей рот. Не давать повода бесконечно корчить старшую и многоопытную особь. Не видела её около года — пусть бы так всё и оставалось. Но нет. От семьи откреститься непросто.

Меня бесит вот это в ней: то умирает и беспомощно кричит: «Ника, спаси!», то включает ненужную жёсткость и деловитость, подчёркивая, «кто в доме главный». Со своими бы проблемами так разбиралась.

Я везу её к себе. Точнее, это она гонит машину, поглядывая на меня с любопытством, но ни о чём не спрашивая. Знает, что могу передумать. Это созрело спонтанно, и когда мы поднимаемся лифтом на шестнадцатый этаж, я уже жалею. Но струсить сейчас и повернуть оглобли — практически невозможно.

Егор открывает дверь и замирает на пороге. Он растерян: я впервые и без предупреждения привожу кого-то в наше гнездо. Они с Тинкой изучают друг друга. Не спеша, со вкусом. Так выбирают в элитном магазине праздничный наряд с астрономической суммой на ценнике.

Мне даже неловко, что мы топчемся в коридоре, но ни Егор, ни Тина не двигаются с места. А ещё я понимаю: они возненавидели друг друга с первого взгляда. Мой идеальный Луноход и моя идеальная сестра.

Потом Егор улыбается. Прячет извиняющийся взгляд под ресницами, но я чувствую: это фальшь. Показуха. Правила хорошего тона. Игра. Как ни назови — всё будет плохо. Тинка не делает даже этого. Она двигается, рассматривает квартиру, чинно пьёт чай на кухне, но в глазах у неё — по ледяной глыбе. Виски со льдом. В такой пропорции, что от спиртного — только цвет, а всё остальное — звенящие замороженные кубики.

Я не удивлена, когда, уходя, она тянет меня за собой, больно вцепившись в локоть. Бульдожья хватка.

— Это для него тебе нужны деньги? — смотрит с прищуром, как на землю не плюнет. Я молчу. И молчание моё красноречивее всяких слов.

— Избавься от него, Ник, — раздаёт советы добрая сестричка. — Избавься, пока этот альфонс не сделал тебе больно.

— Ты его совсем не знаешь, — пытаюсь возразить, но Тина надела слоновью шкуру и вооружилась бивнями.

— На кой чёрт мне его ещё знать? — возмущается она так, словно я её под него подкладываю. — Достаточно одного взгляда, чтобы определить, кто он и что из себя представляет! И только ты слепа настолько, что не видишь ничего дальше своего носа. Линзы из розовых очков вынь, а? А то уже на километр отросли и мхом покрылись. Розовым.

— Ещё одно слово — и ты сама будешь разгребать свои проблемы с замужеством, — бью под дых. Знаю: это запрещённый приём, но она меня вывела. Больше всего на свете мне сейчас хочется вцепиться в её живописно уложенные локоны и немного испортить идеальный образ.

— Не посмеешь! — огрызается Тинка. — Иначе где ты возьмёшь деньги, чтобы облагодетельствовать своего альфонса? К тому же ты обещала!

Железный аргумент. Надо остыть. Но поставить точку в нашем споре не мешает всё же.

— Он надёжный и любит меня, — говорю твёрдо. — А ты просто завидуешь и ведёшься на сомнительных мачо вроде Ильи, у которых в башке — звон как в церкви и целый гарем баб.

— У твоего их тоже не меньше, поверь, — закатывает Тинка глаза. — Но хочешь страдать — кто я такая, чтобы тебе препятствовать? Бросила бы его сейчас, вот сию секунду — и деньги б на свои нужды пристроила, и нервы сберегла, и сердце потом по кускам собирать не пришлось бы.

Это бесполезно. Это может продолжаться часами. Лучшая стратегия — избавиться от источника раздражения.

— Всего хорошего! — машу я рукой и разворачиваюсь.

— И тебе не хворать! — не остаётся в долгу сестра. Её слово должно быть последним — это мы тоже проходили. Пусть радуется маленькой победе. Для неё это важно. Для меня — давно нет.

— Я не понравился твоей сестре, — вздыхает Луноход, мягко целуя мою ладонь. От него веет уютом, знакомым парфюмом и немножко сталью.

Он вообще-то неконфликтный. И любит делать приятные вещи. Какие-то незначительные мелочи, что умиляют до слёз. Но есть моменты, когда его не согнуть. Не переубедить. Не уговорить. Вот сейчас в нём — те самые стальные ноты. Я не удивлюсь, если он потребует не видеться больше с сестрой и никогда больше не приводить её в наш дом. Но это лишнее: я и так не дам ей появиться на своей территории. Родственники хороши на расстоянии. Это я уже усвоила давно.

— Не бери в голову, — вздыхаю в ответ, поправляя волосы. Почему-то вспомнились другие губы. Горячие и твёрдые. Те, что собирали таблетки из моей горсти. Аж в пальцах закололо от воспоминаний.

— Она всегда такая… резкая? — разливает Егор чай, не поднимая глаз. Наверное, ему неприятно, что не смог найти к Тинке подход.

— Она всегда такая долбанутая на всю голову, — пытаюсь его успокоить. — Просто забудь. Это была моя ошибка — привести её сюда. Я помню, ты говорил: внутренние границы лучше не нарушать, чтобы потом не восстанавливать из руин рухнувший город. Но есть хорошая новость: она сюда не вернётся. Поэтому нашему гнезду ничто не угрожает, Луноход.

Он опять овладевает моей рукой. Целует пальцы. А я настолько вымотана, что ничего не чувствую. Ни его притягательности, ни сексуального магнетизма. Ему хочется — я вижу, как многозначительно топорщатся домашние штаны. Но от меня — только шкурка, и та высохшая. Банан уже давно съели.

— Я устала, — лишь сейчас понимаю, что так оно и есть: я отпахала, как тягловая лошадь, на дне рождения, развлекая толпу резвых детишек, лечила вредного босса, спорила с сестрой.

Луноход не настаивает. Вздыхает лишь украдкой, споласкивая чашки. А я падаю лицом в кровать и отрубаюсь, как пьяная в хлам. Пусть весь мир подождёт.

А утром ловлю смс. Это Тинка перечислила деньги. И воскресенье превращается в радугу.

— У меня самая лучшая в мире сестра, — заявляю твёрдо, как гербовую печать ставлю. — Собирайся. Настала пора отдавать долг.

И Луноход не возражает. Улыбается лучезарно. Так, как умеет только он. Не в его характере спорить и доказывать. Особенно, когда нет никакого смысла. Он всегда рационален. Деньги есть. Сестра больше никогда не появится на нашем пороге. Поэтому мои слова не вызывают в нём отторжения. И если он не согласен, то вида не показывает.

Когда деньги уплыли, а банковская карта привычно стала пустой, я облегчённо вздохнула:

— Ты свободен. Понимаешь: свободен! — и рассмеялась от счастья.

От одной головной боли мы избавились. Осталось сделать сущую безделицу: вынуть шею моей шикардосной сестры из замужества.

На работу в понедельник я летела, как на крыльях. Вот буквально порхала. До тех пор, пока не переступила порог офиса. До того момента, как встретилась глазами с грозовыми тучами. Наш босс, Драконов Дмитрий Иванович, решил поиграть в хозяина. Лучше бы он болел, тварь чешуйчатая!