– А бег-то каков! С золотой посуды ест, на соболях спит…

После обильного угощения с трудом выбрались из юрты. Теплый покой разлился вокруг. Безмятежно светило солнце. Зеленела степь, усыпанная синими, голубыми, желтыми пятнами первоцветов. Голосили в небе жаворонки. В прозрачной вышине кружил ястреб, а может, орел. Очень высоко кружил! С земли не разберешь, что за птица!

Воевода и тут довольно щурился, но Мирон заметил его быстрый взгляд, которым он окинул Эпчеевых воинов, плотным кольцом окруживших юрту бега. На их фоне казаки, сопровождавшие воеводу и его спутников, казались жалкой кучкой.

Мирон не скрывал интереса и дотошно все рассматривал, ко всему приглядывался и все запоминал. Он впервые видел кыргызских воинов, правда, одетых не в железные доспехи, а в перетянутые поясами полукафтаны с короткими, до локтей, рукавами. В правом ухе у каждого – серьга, значит, воин прошел обряд посвящения. У молодых волосы подстрижены спереди и перетянуты ремешком, а сзади спадают на плечи. У старших и опытных лбы выбриты до темени, на затылке – одна или несколько кос, стянутых в узел. У многих воинов выше локтя и на шее виднелись татуировки. Знак особой доблести, как пояснил Сытов.

Большинство конных дружинников – лучники. Колчаны со стрелами у них под правой рукой, запасные – у чепрака, лук – на левом боку. Здесь же приторочен волосяной аркан, незаменимый в погоне за удирающим врагом. Конские уборы – узды, седла, повод – все приспособлено для быстрой стрельбы из луков. У многих воинов в руках длинные и легкие копья для сбивания противника с седла. А на древках – зеленые двухвостые флаги. Они развевались под степным ветром, отчего казалось, что войско тихо, незаметно для глаза движется на своих крепких, коренастых конях с короткими, зубчато подстриженными гривами и завязанными в узел хвостами.

У части державшихся особняком всадников – в руках массивные копья с длинными насадами и закругленными плечиками, а на спинах, как во время копейной атаки, круглые щиты на ремнях. Длинные обоюдоострые мечи подвешены с левой стороны…

«Тяжелая кавалерия, – подумал Мирон, – в доспехах – страшная сила!»

Колыхались султанчики на шлемах всадников и в гривах лошадей; серебрились на солнце чепраки; сверкали желтыми, синими, красными оторочками деревянные, крытые мехом седла; на сбруе каждой лошади – тамг[38]владельца, круглые, крестообразные, в форме полумесяца…

– Думаете, это кафтаны у них? – пробормотал рядом Сытов, отвлекая Мирона от зрелища. – Не иначе тегиляй.

– Тегиляй? – подивился новому слову Мирон. – Что такое?

– Да навроде халатов, стеганных на конском волосе или вате, а внутри прокладки – кожаные или железные. Не то что стрела, мушкетная пуля не пробьет.

– Опасаются, наверно, – так же тихо ответил Мирон. – Я на их месте тоже поостерегся бы.

– Это нам стеречься надо, – пробурчал снова голова. – Отправились, как по грибы, налегке, и стражи кот наплакал. В случае чего сомнут, на куски порвут. Стрелы у них тож знатные! Двухшипные да двурогие! Коль без доспеха, насквозь пробьет, коня наповал уложит! Кости ломают, как хворостинки, а из тела только с мясом выдирают! А срезни, те вообще любой панцирь, как орех, разделают. А топоры боевые заметили?

– Заметил, – кивнул Мирон.

Топоры с широким лезвием в форме полумесяца и длиною в четверть, которые сжимали крепкие всадники позади Эпчей-бега, и впрямь нельзя было не заметить.

– А в сапоге у них непременно тонара[39]припрятан, чтоб врага добить или в спину сразить, – продолжал шептать Сытов, косясь на хозяйскую стражу.

И тогда Мирон уже другими глазами посмотрел на воинов Эпчей-бега. Кажется, Сытов не ошибся. На поросшей хилым березняком горушке Мирон заметил еще одну группу вооруженных всадников, за спиной – третью и подумал, что перевес на стороне кыргызов, и надо бы скорее уносить ноги.

Но тут воеводе подвели белого тонконого скакуна с дорогим седлом, отделанным бархатом и серебряной чеканкой по коже. «Не иначе арабских кровей?» – подивившись, прикинул Мирон. До сей поры жеребец был привязан к коновязи возле юрты бега, где громко всхрапывал и нервно переступал ногами.

– Ай, хорош конь! – Воевода потрепал за холку скакуна. – Только для забавы он в наших краях! Живо ноги в каменьях переломает!

Эпчей хитро прищурился:

– Лучшего коня своих табунов отдаю тебе, Иван Данилович. Не знаю, откуда прибился, но люди говорят, что скакал на нем старший сын Алтын-хана – Бермес.

– Увел? – всплеснул руками воевода и расхохотался. А затем подмигнул Мирону. – Что я тебе говорил? – И снова обратил взгляд на бега: – Ловкие людишки у тебя, Эпчей-бег! Отважные! Не побоялись сына Алтын-хана обидеть!

Эпчей развел руками и с едва заметной усмешкой предложил Ивану Даниловичу опробовать араба на ходу. Но воевода замахал руками:

– Упаси бог, спину сломаю такому красавцу!

– Давайте я попробую, – неожиданно для себя предложил Мирон.

И только тут понял, как истосковался по прошлому, когда пропадал в ночном с деревенской ребятней и, сидя голышом на коне, на всем скаку загонял его поутру в воду, а затем переплывал реку Ворону, держась за конскую гриву…

– Пробуй, – покосился на него воевода, – но, чую, понесет чертушка! Как ты? Справишься? А то казаков кликну?

– Не надо! Не впервой! – отмахнулся самонадеянно Мирон.

Воевода крякнул сердито, но отговаривать не стал. Эпчей же хитро прищурился. И Мирон понял, дело здесь не в жеребце. Бег проверял, можно ли доверять русским, их силе, их смелости. Видно, все еще сомневался в своем решении.

Мирон, не спуская глаз с жеребца, приблизился к нему. Нет, что тут говорить? Красавец конь! Сухая маленькая голова, тонкие стройные ноги при широкой груди. Четыре крепких конюших едва сдерживали скакуна; он храпел, скалил большие зубы, уши прижимал к голове, глаза горели фиолетовым огнем.

Выбрав момент, Мирон схватился за луку седла и мигом оказался на жеребце. Эпчей кинул ему камчу. Мирон перехватил ее. И в этот момент араб так поддал крупом, что он едва не кувыркнулся через его голову. Что произошло дальше, отпечаталось в голове Мирона короткими вспышками. Вспышка – и только небо перед глазами! Вспышка – земля несется в лицо!..

Все в нем сжалось в тугой комок, а в голове билась одна-единственная мысль: «Не опозорься, Мироша!» Так, кажется, шептала матушка, когда он тайком от отца пробрался в сад, чтобы попрощаться с нею, как получилось, навсегда. Да, с таким строптивцем – сильным, хитрым, упрямым – ему еще не приходилось встречаться.

Жеребец, казалось, не знал усталости и продолжал бешено сопротивляться новому всаднику – становился на дыбы, взбрыкивал, крутился на месте, норовя укусить Мирона за ногу, лягался, потом вдруг бросился вскачь и, сделав крутой поворот, резко остановился, взрыв передними копытами землю. Мирон ожидал этого, но все ж едва удержался в седле. В ту же секунду жеребец снова поднялся на дыбы и сразу прыгнул вперед, вскинув задом. Опять бешеная скачка, крутой поворот и внезапная остановка. Неопытный всадник неминуемо перелетел бы через голову коня, но это были пока цветочки. Ягодки жеребец припас напоследок. Все вокруг – и русские, и кыргызы – замерли, а затем закричали одобрительно: жеребец упал и перекатился на спину. Но Мирон и здесь был начеку, успев выпростать ноги из стремян и отвалиться в сторону. И только жеребец поднялся на передние ноги, снова, как рысь, прыгнул в седло.