-Аристотель.

-Да-да, Аристотель. Гречские имена, это без сомнения, но они совершенно не знакомы мне. Как и их труды. Без всякого сомнения мудрые и наполненные знанием.

-Человек не может знать все. Это ему не по силам.

-Тоже цитата, брат Леонардо?

-Нет. Это моя мысль, отец Родригес. Только моя.

-Вы! Твари! Вы, изуверы! Что, что вы хотите поправить? Говорите, говорите со мной, твари!

Леонардо и отец Родригес недоуменно переглянулись, одновременно отвернулись друг от друга и обратили свое внимание на кричащего арбалетчика.

-Гм-м… Кажется, мы немного отвлеклись от наших дел. Эти философские беседы об истоках знаний… Продолжайте общение с исследуемым, брат министр, прошу вас. О древних мудрецах мы с вами поговорим позже с вашего позволения.

-Да, отец Родригес. Мы обязательно об этом поговорим. Несколько позже.

«Обязательно поговорим. Когда ты будешь лежать на алтаре или просто валяться связанным. На полу, на земле, в луже грязной воды. Для проведения ритуала Odojinya место не важно, важна только обездвиженность жертвы. Ты должен будешь умереть, низший. Тебе нет места в мире, ибо ты, праховый червь, пытаешься встать на моем Пути».

-Наша поправка не очень существенна для тебя, исследуемый Ксандр. Ты умрешь, как и желаешь. Но только после того, как мы испытаем твои слова на правдивость. Ты ведь и сам осознаешь крайнею необходимость такой проверки. Ты согласен со мной, Ксандр?

-Согласен. Да, я согласен. Теперь дай мне свое Слово… Чуждый – арбалетчик криво усмехнулся - Клятвы именем твоего Бога мне не надо, из твоих уст она будет пуста и лжива.

Леонардо невольно покосился на членов малого трибунала, на конвой, задержал взгляд на отце Родригесе. Мерзкие, омерзительные краснотой прожилистости и обильной угреватостью крылья носа отца Родригеса возбужденно шевелились, затягивая в себя воздух, будто эта двуногая огромная крыса почувствовала запах пищи, запах добычи. Леонардо очень хотелось заткнуть пасть арбалетчику, вбить ему внутрь глотки его зубы, разбить на бессвязные звуки, выплевываемые им слова. Но… Какая же это тошнотворная, ненавидимая, гадостная частица речи – но…

-Я даю тебе свое Слово! Слово…

Леонардо с трудом проглотил, закашлял чуть не вырвавшееся из него – Владыки. А арбалетчик улыбнулся.

-Я услышал тебя. Теперь вы слушайте меня. Мы должны были встретиться в этом городе с другими нашими братьями и Старшим Гнезда. Они снимают дом на улице Сиреневых кустов. Двухэтажный, из рубленного камня. Над входом, на цепях, висит грифон. Надо трижды, с долгим перерывом, постучать кольцом и сказать …

Глава 7

Глава седьмая.

О меренье известными предметами, о немного пространных рассуждениях, о тщательной подготовке, что есть фундамент успеха и о схватке с победным и предсказуемо неожиданным финалом.

Вы же не думали, что все будет легко и просто?

Леонардо со слышимым хрустом и неизъяснимым удовольствием выпрямил спину, повел головой из стороны в сторону разминая шею. Отбросил натерший мозоль на среднем пальце неудобный стилус. Тот прокатился по столешнице, стукнулся об чернильницу и упал за край стола, заскакав тонким белым телом по исцарапанным подковками и шпорами деревянным плахам пола. Таким был каприз одного из предыдущих приоров – поверх холодного камня пола этого зала выложили сосновые плахи. И это когда-то имело смысл, ведь тогда они пахли лесом и смолой, а ныне остался только скрип рассохшегося дерева и еле ощущаемое тепло под ногами. И много, много слоев лака.

Леонардо скомкал испорченный лист бумаги в плотный шар и швырнул его вдогонку за катящейся по плахам писчей принадлежностью. Попал. Бруно не шевельнулся, такое происходило не в первый раз и это был уже пятый брошенный Леонардо стилус и комок бумаги. Еще два и будет сакраментальное число семь, что предвещает успех в задуманном предприятии. А вот посыльные, что сидели рядком на широкой лавке у стены еле заметно дернулись. Особенно сильно дернулся могутный блондин с гвардейскими статями, настоящий богатырь, красивый красотой крупного и сильного зверя. Бывает и такое, слон тоже большой, а мыши боится. Вот их, посыльных или курьеров, и так их называли и этак, Леонардо немного…

Нет, он их не пугал – разве могут смелые воины чего-то бояться? Кто же им столь позорное разрешит? Нет, Леонардо был им просто непонятен. Он не укладывался в их армейские шаблоны, рвал рамки субординации, он вел себя…

Нет, не нагло и по-хамски, как внезапно вознесшийся юнец, вдруг обретший безграничную власть и потерявший чувство реальности, и землю под ногами, а как… Как тот, которому это все привычно, знакомо, много раз повторено и пройдено. Пережевано и выплюнуто, признанно безвкусным и пресным. Министр наказаний святой отец Леонардо, девятнадцати лет отроду, выглядевший не более чем на семнадцать-шестнадцать лет, казался им человеком, которым окончательно утрачена вся острота и новизна ощущений. Нет более удовлетворения и удовольствия от беспрекословного исполнения отдаваемых тобой приказов. Человек, которому от всего этого невыносимо скучно. Скучно, тоскливо и хочется напиться. Вот это-то и напрягало. Не ведут себя так юнцы, не ведут.

Он сухо и без эмоционально отдавал приказы, одним взглядом осаживая пытавшихся ему возразить, оспорить его слова. Любого – капитана стражи приората, прим-майора городской стражи, лейтенанта гвардии Наместника Императора и самого командора Выжигающих Скверну. С командором было эпично – долгое молчаливое противостояние, ломание друг друга взглядами – бесконечно терпеливым, откровенно скучающим и неприкрыто равнодушным со стороны Леонардо и яростным, гневным и возмущенным со стороны командора. А потом одна короткая фраза и битва закончилась. Юный министр наказаний с синей инсигнией на груди тогда обронил всего несколько скупых слов, не понятыми присутствующими при их молчаливой схватке:

-Командор, а вам это надо? – и грозный командир Выжигающих Скверну медленно склонил голову, признавая Право и Власть, что сейчас выглядела как неопытный юнец расслаблено сидящий во главе стола и положивший не познавший еще остроты бритвы подбородок на ладони сложенные локтями в «домик».

И все завертелось, раскрутилось безжалостным маховиком, с хрустом, об колено, ломающим острыми зубьями приказов и распоряжений затянувшуюся дремоту бойцов. Сбивая щедрыми сержантскими и капральскими зуботычинами. Сшибая пинками обер-ефрейторов, разных вице-рядовых и прочих многих с лычками и звездами на груди и