суровых дядек в броне. Гильдейских каменщиков уже подменили переодетые в их цеховые робы коричневого цвета стражники приората. Основной ударный кулак, и фигурально, и фактически, полное отделение Выжигающих Скверну, беззвучно таиться в двух фургонах что стоят в небольшом отдалении у центральных и черных входов в здание, где находиться Гнездо Совершенных. Не закостенели бы они в своих полных латах, не превратились бы в медлительных черепах с затекшими от долгой неподвижности руками и ногами. Короткие лестницы, ровно до окон второго этажа, находятся в шаговой доступности для второй волны штурмующих. Арбалетчики второй линии в достаточной мере снабжены оглушающими болтами, пращники тоже на своих местах.

Святые же отцы-инквизиторы шумят, ропочут и томятся неизвестностью. В томительном ожидании свирепо бьют копытами и в открытом недовольстве злобно скрежещут рогами по каменным полам и стенам келий и залов приората – Леонардо своей Властью и Правом категорически запретил им показываться на улицах города и тем более в квартале, где свили Гнездо Совершенные.

С момента назначения его министром наказания и вручения ему синей инсигнии прошли ровно сутки и еще пятнадцать часов. До назначенного времени прибытия Совершенных оставалось еще двое суток – прислужники эльдар выдвинулись в дорогу раньше, чем планировали и существенно сократили время своего нахождения в пути, двигаясь по еще не рухнувшему от тепла временному «зимнику». Резерв времени есть, можно что-то еще предпринять, более тщательно подготовиться, предусмотреть и подстраховаться, но и более тянуть не стоит. Там обмолвка, тут внимательный взгляд заметит необычность, что выбивается из серости бытия, там мелькнет усатая и хищнески настороженная рожа стражника, которому тут совершенно не место и не время. И все, все тайное станет явным. Умный и с незамутненным взором прислужник Совершенных сопоставит необычности и побегут, брызнут растворяющимися каплями они по тайным путям, исчезнут в темноте узких ходов катакомб, скрытых переходов и пустоте кривых и вонючих улочек Ночного квартала. Впрочем, там их ждет сюрприз. Леонардо поддернул рукав куртки пряча повязку на запястье, что прикрывает разрез на вене. Поморщился, досадливо углядев пятна проступившей сквозь ткань крови, но это непременное условие. Ритуальные раны должны затвориться сами, не зажить, не залечиться, а именно затвориться. Только так можно достичь необходимого результата. Только если в ритуале используется кровь проводящего таинство и вложена немалая часть его собственной Силы. У него все удалось, итог поведенного им действа превосходен в высшей степени. Ночной квартал отныне его.

Часы отбили три часа дня после полудня. Леонардо поднял руку, привлекая внимание посыльных:

-Внимание! Передать всем подразделения «Час Х настал!». Выполнять! Бе-е-гом! Бруно!

-Да, милорд!

-Тебе пора, Бруно.

Бруно оглянулся на вход в зал, поворачиваясь всем телом, чтобы убедиться в отсутствии посторонних. Нет, глаз ему крайне необходимо восстановить, с таким увечьем он неполноценен как боец.

-Сколько вас ждать, милорд?

-День, неделю, год. Всю жизнь. Тебе не понятно мое веление, Бруно? Мне повторить?

-Нет, милорд, простите меня.

-Иди, Бруно. И… – Леонардо встал из кресла, приблизился к верному слуге, положил ему руку на плечо, заглядывая в единственный уцелевший глаз – Все будет хорошо, Бруно. Верь в своего Господина. Просто верь.

-Да, милорд. Я верю.

Леонардо вскочил в седло поданного ему коня, шевельнул поводьями, ткнул пятками в бока животного посылая его вперед.

-За мной, господа! Хэй-хэй! Ожидание закончено – наше время пришло!

Всё-таки от юношеской непосредственности, азарта, возбуждением перед схваткой и обольстительного ощущения всемогущества и силы, дурманящего до вскипания крови, избавиться трудно. Да и не очень хочется.

Стремительный перестук копыт, мелькают перед глазами улица, улица, переулок, площадь. Добрые горожане опасливо жмутся к стенам, пропуская, уберегаясь от несущейся кавалькады. Грозно громыхающей острым железом, вздергивающей нервы частым ржанием и недовольным всхрапываньем коней, пугающей сосредоточенными и напряженными лицами всадников. Долгий гул эха, бой, звон, оглушительно хлопают крыльями взлетающие из-под копыт коней голуби, заполошный лай собак, надрывный и долгий вопль напуганного шумом осла. Эта какофония звуков несется впереди Леонардо, недвусмысленно предупреждая – с дороги, прочь с дороги! Таиться и скрываться более причины нет – при его прибытии на место будет запущенна в небо шутиха, что взорвется с громким хлопком разбрасывая яркие огни и подавая сигнал к началу штурма. Она нарушит послеобеденный покой, порвет в клочья сонную тишину квартала грохотом выламываемых ручным тараном дверей, разбиваемых окон, отпущенными в стремительный и краткий полет снарядами пращников, глухо стукнут загнутыми крючьями о подоконники, приставляемые к ним лестницы. Грохот холостых выстрелов из переносных мортирок, рев бронзовых труб, нескончаемый, наполненный жаждой схватки ор атакующих, взрывы и ослепляющие вспышки забрасываемых в окна горшков со смесью пороха и алхимического порошка. Как можно больше шума, грохота, как можно больше дыма, как можно больше паники. Это сработает, это заставит оцепенеть вначале, а потом метаться в растерянности Совершенных и их прислужников. Должно сработать. А тяжелые медные бляхи антимагических амулетов уберегут штурмующих от богомерзкой магии.

Леонардо соскочил с коня, бросил кому-то поводья, огляделся, быстро нашел взглядом сияющего от предвкушения действа фейерверкера, разрешающе махнул ему рукой:

-Запускай!

Разлетающиеся искры от поджигаемого фитиля, противный взвизг, и неуклюжее подобие сигнальной ракеты пронзает толстым поросячьим телом высоту. Оглушающий хлопок, и в небе расцветает зелененое рукотворное солнце. Еще секунду назад весь светящийся фейерверкер побледнел.

«Почему зеленое? Сказал же –красное! Идиоты…».

Но это уже не важно. Грохочут холостыми переносные мортирки, ярясь и содрогаясь куцым телом, дерут болезненно барабанные перепонки гулом бронзовые трубы. «Бей-бей-бей!» извергают яростный рев распахнутые рты штурмующих. С треском ломаются толстые доски дверей под ударами окованных сталью «голов» таранов. Бесчисленные вспышки, хрустальный перезвон вбиваемых в стеклянную муку оставшихся неразбитыми стекол. Редкий, почти единичный, сухой треск выстрелов из винтовалей обороняющихся и более они не стреляют.

Два или три раза выстрелили из дома, не более. Внезапность нападения не дала прислужникам Совершенных занять грамотную оборону, а теперь уже поздно. Все прорвано, все разрушено, все пропало.

Леонардо стоял напротив занятого Совершенными дома широко расставив ноги, заложив руки за спину и откровенно наслаждался видом. Батальное полотно, задуманное и написанное им кистями приказов, красками указов, оттенками распоряжений, прекрасно и восхитительно. Невероятная экспрессия, неудержимый напор, энергия боя буквально ощущаема и вьется широкими лентами у его ног, как ластящийся к хозяину пес. Это все великолепно и этим можно наслаждаться бесконечно, но ему пора. Пора идти в дом. Вошедшие в раж штурмовики могут оставить его без некоторой доли его добычи.

Леонардо, входя, чуть повернулся боком, прибрал распахнутые полы, стараясь не зацепиться плащом за острые