— Удачи тебе!

— Спасибо. И тебе тоже!

Питер хотел сказать, очевидно, еще что-то, но в присутствииМарка не стал.

В многолюдном аэропорту мальчик держался несколько скованно.

Сказывалась свойственная этому возрасту некотораянеуверенность в себе. Отец подошел к нему, положил руку на плечо. Марк поднялголову.

— Не забудешь, о чем мы говорили? — спросилКемаль.

Мальчик покачал головой.

— Прощай! — Он нагнулся и осторожно поцеловалсына. Марк ответил легким прикосновением к его щеке. В аэропорту он, видимо,смущался. Марк вдруг достал из кармана свой любимый брелок с крокодильчиком ибросился к отцу.

Питер попытался его удержать, но было поздно.

— Возьми, — попросил сын, понявший гораздо большеиз молчания отца, чем тот мог даже ему рассказать. Кемаль сжал брелок в руке,еще раз торопливо поцеловал сына и пошел, уже не оглядываясь.

Один из сотрудников ЦРУ, успевший купить билет, прошмыгнулследом за ним. Двое других стояли у стойки регистрации. Только когда Юджинскрылся, Питер Льюис тяжело вздохнул, сделав незаметный знак стоявшим недалекоот сотрудников ЦРУ агентам КГБ. У него был категорический приказ обеспечитьотправку Юджина в Европу. И обеспечить необходимую секретность. Он с радостьюподумал, что Юджин выдержал и это последнее испытание. Иначе его мальчик могпопасть в автомобильную катастрофу, так и не доехав до Бостона. Такая была уних работа — героическая и нужная, грязная и подлая одновременно.

В подъехавшем «Фольксвагене» кто-то сидел, и Евсеев, уже неоглядываясь по сторонам, быстро залез в автомобиль. На заднем сиденье находилсягенерал Сизов, как обычно, в штатском. Водителя, сидевшего впереди, майор незнал. Генерал не любил, когда его сотрудников узнают в лицо.

Водитель резко повернул направо, двигаясь в сторонуЗападного Берлина.

Генерал молчал, и Евсеев не решился прервать молчание, зная,что без разрешения Сизова нельзя говорить при посторонних. Они въехали вЗападный Берлин, и дорога сразу изменилась, стала гораздо лучше. У одного издомов водитель остановил машину и, ни слова не говоря, просто вышел изавтомобиля, направляясь к другому дому. Также молча генерал вышел из машины ипересел на место водителя. Они проехали еще минут десять, когда наконец генералостановил машину и, не поворачивая головы, спросил:

— Ну?

— Все в порядке, — торопливо заговорилЕвсеев, — мы сумели все уладить. Виктор Михайлович, мы договорились, мысмогли…

— Перестаньте суетиться, — раздраженно заметилгенерал, — мне нужно знать четко, что именно вы решили. Спокойнее.Говорите спокойнее.

— Часть денег мы оформили как взносы наших офицеров исолдат. Кстати, взносы были действительно большие, около тридцати миллионов.

— Да, — сказал спокойно Сизов, — кажется,наши офицеры народ не бедный.

— В основном сдавали деньги штабисты и особисты. Многоиз интендантской службы. У полевых денег почти не было. Мы записали на их счетоколо пятидесяти миллионов.

— Каким образом?

— Списки останутся у нас. Им важна только общая суммаобмена.

— Хорошо. Дальше.

— Часть денег мы уничтожим здесь. Приплюсовав к нашимеще около ста миллионов. Мы работали всю ночь, больше денег просто нельзяоставлять.

— Дальше. — Остальные полмиллиарда мы якобыотправляем в банки Грузии, Азербайджана и Украины. Нужен самолет, которыйсумеет сделать один рейс.

— Со всеми есть договоренность?

— В Баку и Тбилиси не было никаких проблем. Там всесразу поняли. В Киеве немного поартачились, но тоже все поняли.

— Какой процент хотят?

— С Украиной договорились на шесть. С Баку и Тбилиси надесять.

Кавказцы всегда более жадные, чем хохлы.

— Кто договаривался?

— Наши люди в Москве, — удивился Евсеев.

— Надеюсь, у вас хватило ума не звонить отсюда в Киевили Тбилиси?

— Конечно, — даже обиделся Евсеев, — это вседелают ребята в Москве.

Вы ведь знаете.

— Очень хорошо. Куда вы повезете деньги?

— Конечно, в Москву. Просто из этих городов поступятсообщения, подтверждающие, что там уничтожены деньги на эти суммы. Как толькоони дают подтверждение. Госбанк СССР выделяет им деньги уже в новых купюрах.

— Ясно. Сколько денег нужно отвезти в Москву?

— Пять процентов от двухсот миллионов и десять — оттрехсот. Там договорились на двести и сто.

— Итого сорок миллионов, — подвел общий итоггенерал. — Да, кажется, ты прав, нужен специальный рейс. Сколько ящиковпонадобится?

— Четыре, — ответил майор, — в каждом подесять миллионов старых рублей. Обратно мы привезем тридцать — тридцать пятьящиков с деньгами.

— Почему? — нахмурился Сизов. — Я, кажется,чего-то не понимаю. Ты говоришь, что должен уничтожить пятьсот миллионов. Заэто мы платим комиссионные, скажем так, сорок миллионов.

— Не уничтожить, — терпеливо напомнилЕвсеев, — просто из банков других республик поступят завышенные сведенияоб уничтожении этих сумм денег. И мы заплатим за это свой процент.

— Я это понял. Вы должны привезти четыреста шестьдесятмиллионов рублей. Правильно?

— Конечно.

— Где же остальные деньги?

— В этих ящиках, — терпеливо объяснил Евсеев.

— Издеваешься? — холодно спросил генерал.

— Нет, — снова забеспокоился майор, — простомы увезем деньги старые, которые занимают много места. Физический объем гораздобольший, чем если бы это были новые деньги. Они просто гораздо плотнее и лучшеупакованы.

— Теперь понятно, — буркнул генерал. — Когдадолжен вылететь самолет?

— Сегодня ночью или завтра. Но не позже завтрашнегодня.

— Сегодня не успеем, — покачал головойСизов, — давай лучше завтра.

Утром самолет будет готов.

— Кто со мной полетит?

— Мы дадим охрану, — пообещал генерал, — япоговорю с руководством штаба. Но учти, все должно быть в строгой тайне. Ктоеще знает об этой договоренности?

— Генерал Матвеев.

— Это понятно, — отмахнулся Сизов, — кто еще?

— Мой заместитель — капитан Янчорас.

— Ах, этот литовец, — вспомнив, нахмурилсягенерал, — я думаю, он последний литовец в нашей армии. Они ведьпереводятся в свою суверенную республику, к этому сукину сыну Ландсбергису. Яправильно называю фамилию этого музыканта?