В эту ночь он собирал свои вещи в два небольших чемодана.Собирал, четко сознавая, что даже этих вещей ему могут не разрешить провезти ссобой.

Здесь были его записи, значительная часть финансовыхдокументов компании, важная переписка, доверенные письма, некоторые любимыебезделушки. Он почти не брал ничего из вещей костюмов, галстуков, обуви. Всеэто оставалось теперь в этой жизни, и он понимал, что нужно постепенноотказываться от устоявшегося образа мышления.

Утром Питер прилетел из Бостона и привез Марка. Он позвонилуже из аэропорта, сообщив, что директор разрешил мальчику свидание в отцом наодин день. Марта, конечно, была стервой, но не до такой степени, чтобызапрещать сыну общаться с отцом. Кроме всех прочих обстоятельств она была изсемьи Саймингтон, где привыкли почитать и уважать законы. Никто из родных Мартыне сомневался, что при желании Кемаль Аслан сумеет найти высокооплачиваемыхадвокатов, готовых доказать в суде, как именно нарушаются права отца насвидание с сыном. Именно поэтому мистеру Льюису удалось довольно быстродобиться разрешения и привезти Марка в Торонто.

Кемаль стоял в аэропорту, когда увидел выходившего Марка.Сердце радостно забилось. Мальчик вытянулся за последний год, стал больше похожна отца. Появилось нечто похожее на щеточку усов. Марк был одет в длинноетемно-синее пальто и выглядел даже старше своих лет.

Отец шагнул вперед.

— Здравствуй, Марк, — и, уже не сдерживаясь, обняли поцеловал сына.

Он никак не мог избавиться от этой «почти советской»привычки.

— Здравствуй, папа, — несколько смущенно ответилМарк.

За ним шагал Питер Льюис.

— Ты не представляешь, как мне было трудно ночьювылететь в Бостон, — проворчал он, протягивая руку.

К «Кадиллаку» Кемаля они вышли почти сразу: багажа уприехавших не было, только небольшие сумки.

— Директор разрешил только на один день, — заметилЛьюис, первым залезая в автомобиль. Марк сел рядом с отцом на заднем сиденье.Машину вел водитель Кемаля.

Этот день они провели вместе. Это был лучший день в жизниЮджина.

Питер, очевидно, понимавший его состояние, остался один, иони вдвоем поехали в окрестности города, где был небольшой ресторанчик, стольчасто посещаемый Кемалем. Даже во время традиционного американского ланча здесьбыло не так много людей, и они устроились вдвоем в углу. Отец почти ни к чемуне притронулся, все время наблюдая за сыном. Он даже не говорил, почти всевремя что-то рассказывал Марк. И вдруг он замолчал, почувствовал состояниеотца.

— Продолжай, — попытался улыбнуться Кемаль.

— Ты ничего не ешь, — детям свойственна большаяпроницательность, о чем часто не догадываются взрослые.

— Мне не хочется.

— Мистер Льюис говорил, что ты должен улетать, —сообщил Марк.

— Да, в Европу.

— Когда?

— Уже сегодня.

— Понятно. Жаль, не могу поехать с тобой. А куда тыедешь?

— В Германию.

— Говорят, там красиво. Я был с тобой только в Турции,Франции и Англии. Было бы интересно посмотреть Германию.

Отец молчал. В таких случаях любой родитель должен былсказать, что, мол, мы еще увидим и Германию. Но он молчал. И Марк ничего нестал переспрашивать. И именно в эти мгновения мальчик отчетливо почувствовал,что происходит нечто необычное, непонятное для него.

Потом, по предложению Кемаля, они поехали к Ниагарскомуводопаду. С канадской стороны это было особенно великолепное зрелище. Маленькиекатера кружили у водопада, и туристам, рискнувшим совершить это водноепутешествие почти к самому центру, куда спадали миллионы тонн воды, выдавалиспециальные дождевики. И отец, и сын уже несколько раз совершали этопутешествие, поэтому они отъехали немного от водопада и остановились у дороги,откуда открывался изумительный вид на Ниагару. Кемаль, притормозив у края дороги,сидел молча, глядя на водопад. Марк вдруг спросил:

— Ты не скоро вернешься?

— С чего ты взял?

— Мне так кажется.

— Знаешь, — осторожно заметил Кемаль, — вжизни все может случиться. Я хотел бы, чтобы ты всегда помнил: жизнь устроенатак, что в ней не бывает односложных решений. Нельзя делать выводы из внешнихпроявлений каких-либо поступков людей. Мы часто не знаем причины, толкнувшейчеловека на тот или иной шаг. Понимаешь?

Он смотрел в серо-голубые глаза сына. Тот молчал.

— Я хотел бы, чтобы ты знал Марк. Я всегда любил тебя ибуду любить. И что бы ни произошло со мной, я бы хотел, чтобы ты помнил этотдень.

Кажется, мальчик начал все понимать. Он кивнул головой.

— У тебя есть другая женщина? — вдруг спросилМарк. — Ты хочешь уехать к ней?

— Нет, — поморщился Кемаль, — не это. У меня,конечно, есть женщина, но я не собираюсь на ней жениться. Это совсем другое,Марк.

— Ты ее любишь, — словно осознание какой-тонадвигающейся беды сделало мальчика взрослее.

— Женщина тут ни при чем, — упрямо возразил Кемаль, —я улетаю по своим личным делам в Европу. Просто я думаю, что через некотороевремя ты вдруг узнаешь нечто невероятное о своем отце. Или тебе начнутрассказывать обо мне гадости.

— Кто?

— Я пока не знаю, кто. Но кто-нибудь обязательнонайдется. И поэтому я хочу попросить тебя помнить наш сегодняшний разговор.

Марк смотрел на водопад и молчал.

— Договорились? — наконец спросил отец. Мальчиккивнул.

— И помни, что бы ни случилось, я тебя люблю, —добавил Кемаль, — я тебя всегда буду очень любить.

И вдруг, неожиданно для себя, он крепко обнял сына ипоцеловал.

Мальчик, в свою очередь, обнял отца за шею и прошептал,словно стесняясь подобной нежности:

— Я тебя тоже люблю, папа. И буду всегда любить, что бымне ни рассказывали.

В город они возвратились под вечер. И уже в восьмом часу,погрузив чемоданы, поехали в аэропорт. Следовавшие по пятам за их машинойагенты ЦРУ были убеждены, что Кемаль поехал провожать сына, улетавшего вБостон. Чемоданы были сданы, билеты зарегистрированы водителем Кемаля. И лишькогда он начал прощаться со своим юрисконсультом и сыном, сотрудники ЦРУ всепоняли. Один бросился звонить в Лэнгли. А другой побежал брать билеты на этотрейс.

«Черт возьми», — раздраженно подумал Кемаль.Получилось, что сына он использовал для отвода глаз, чтобы скрыть свой отъезд.Это было как-то особенно неприятно, словно он предавал этим мальчика.

Рукопожатие с Питером Льюисом было особенно крепким.Юрисконсульт фирмы, взятый на работу еще в отсутствие самого Кемаля Аслана, былдавним и проверенным связным советской разведки в Нью-Йорке. Понимавшийсостояние Кемаля, он крепко пожал ему руку и, глядя в глаза, сказал: