Опозоренная тбилисскими и бакинскими событиями армия,которую втягивали каждый раз в позорные противостояния с народом, не могласопротивляться такому прессингу высших должностных лиц государства.

Именно тогда, в те весенние дни, Крючков впервые почувствовал,нет, он еще не понял, просто почувствовал, что происходит нечтоневразумительное, не совсем правильное, не поддающееся логике и той инерциидвижения, в которую он верил.

Чебриков и Лигачев, не любившие Шеварднадзе, к тому времениуже не обладали той реальной силой, с помощью которой можно было строитькакие-то планы. Из Политбюро последовательно удалялись любые, самые яркие,самые сильные личности, способные в нужный момент восстать против Горбачева. НоЯковлев и Шеварднадзе оставались. Крючков, лояльно относившийся к министруиностранных дел до объединения Германии, вдруг понял, что их внешняя политикане просто «примат нового мышления», а нечто другое, невразумительное и шаткое.Тогда КГБ начал разработку и против самого Александра Яковлева, ставшего приГорбачеве его «идеологическим Сусловым», только с противоположным знаком.Конечно, самого Яковлева КГБ не мог контролировать. На это не мог дать согласиедаже Крючков.

Член Политбюро ЦК КПСС был вне компетенции его сотрудников.Но связи, разговоры, сотрудники Яковлева — все это теперь было под жестким ичетким контролем сотрудников КГБ. Примерно такую же политику Крючков началпроводить и по отношению к Шеварднадзе, разрешив даже установить прослушивающуюаппаратуру у Теймураза Степанова, ближайшего помощника Шеварднадзе.

Министр иностранных дел оказался трудным орешком. Он,очевидно, понял, что кольцо вокруг него сжимается, и сам выступил с просьбой освоей отставке.

Провал в Европе был настолько очевидным и оглушительным, чтоне принять отставку Шеварднадзе Горбачев уже не мог. Именно тогда он и поручилКрючкову разработать вариант введения чрезвычайного положения в стране навсякий случай.

И председатель КГБ вдруг с радостью почувствовал, что можетобрести союзника в лице самого президента.

Теперь, ожидая известий из Германии, он снова и сновавспоминал все перипетии объединения этой страны. И снова волновался за Юджина,сознавая, как трудно ему придется. В этот момент вошедший офицер доложил, что кнему приехал Шебаршин.

— Да-да, — быстро сказал Крючков, вставая. Онобрадовался этому визиту, еще не зная, что скажет начальник советской разведки.

Шебаршин вошел.

— Владимир Александрович, — с порога заявилначальник ПГУ, — мы получили сообщение из Болгарии. Сотрудникам ЦРУудалось достать фотографию настоящего Кемаля Аслана. Мы не сумели ихостановить.

Крючков опустился в кресло. И снова вспомнил тот вечер вАрхызе, когда так радовались немцы. Или они уже предвидели все остальное?

Сотрудники ГРУ очень не любили работников КГБ, считаяпоследних почти наследниками Берии и Ежова, высокомерными и заносчивыми. В своюочередь, профессионалы КГБ платили ГРУ той же монетой, считая военныхразведчиков слишком самостоятельными и наглыми. Практически в огромной странетолько такая организация, как ГРУ, не подчинялась и не входила в структуру КГБ.Зачастую аналитические отделы КГБ лучше знали, чем занимаются в ЦРУ, и не зналиконкретных направлений работы Главного разведывательного управления. И хотя постатусу председатель КГБ, особенно такой, как Андропов, входил в состав высшегоруководства страны, а о руководителе ГРУ не знали многие даже в Генеральномштабе или в аппарате Министерства обороны, тем не менее военные разведчикимного раз доказывали, что едят хлеб не зря и приносят довольно ощутимую пользусвоему государству. Правда, при этом часть информации по взаимнойдоговоренности они должны были передавать в КГБ, где и готовились аналитическиесправки для членов Политбюро ЦК КПСС.

Считалось, что военные разведчики этого сами сделать несмогут, что вызывало еще большую напряженность и недоверие в обеихорганизациях. Формально ГРУ также имело своего, не менее влиятельного человекав Политбюро. В годы застоя это был маршал Устинов, министр обороны СССР. Еслиучесть, что между Андроповым и Устиновым было нечто похожее на дружбу, тосоперничество КГБ и ГРУ не выливалось в открытые столкновения, которые началипроисходить после того, как сняли Соколова и убрали из КГБ Чебрикова. И хотяКрючков и Язов делали все, чтобы наладить прежние «мирные отношения», неприязньсотрудников КГБ и ГРУ была слишком очевидна, чтобы ее можно было скрывать.

Генерал Сизов приехал к командующему в некотором смятении.Он знал, чем занимался в КГБ генерал Дроздов, и срочный визит сюда этогогенерала госбезопасности не предвещал, по его мнению, ничего хорошего. Войдя вкабинет командующего Беликова, он еще больше помрачнел. За столом сидел генералМатвеев, тот самый, который должен был отправить самолет с деньгами завтра вМоскву. Напротив него сидели генерал Дроздов и полковник Макеев, резидент КГБ вБерлине, у которого были давние неприязненные отношения с Сизовым.

— Заходите, — разрешил Беликов, — это генералСизов из ГРУ, — пояснил он, — обращаясь к Дроздову. Тот кивнул.

— Кажется, мы знакомы.

— Да, — сдержанно подтвердил Сизов, —знакомы.

В отличие от генерала Сизова командующий Западной группойвойск генерал Беликов был фронтовым офицером и не делил сотрудников спецслужбна КГБ и ГРУ. Как и все армейские офицеры, он немного настороженно относился клюбым разведчикам и контрразведчикам, ко всяким представителям спецслужб, нокак настоящий военный он четко сознавал значение этих служб и всегда старалсяподдерживать с ними рабочие отношения.

— Что-нибудь произошло? — спросил Сизов, кивкомголовы здороваясь с Макеевым и протягивая руку Беликову. Только затем онпротянул руку Матвееву и наконец поздоровался с Дроздовым. Тот усмехнулся,заметив, как Сизов не стал здороваться с младшим по званию Макеевым. Сизов селрядом с Матвеевым, словно заранее подчеркивая, что представляет здеськорпоративные армейские связи.

— Мы ждем генерала Дранникова, — сухо подтвердилБеликов. Ему не понравилось, что Сизов не стал здороваться с Макеевым. Черезминуту вошел и генерал Дранников. Это был руководитель Волкова, и вся информацияс мест в конечном итоге концентрировалась у него. Дранников был честным ипорядочным офицером, чем немало раздражал и некоторых своих подчиненных, исамого Сизова, считавшего, что время бессребреников давно прошло. Дранниковпоочередно пожал всем руки, в том числе и полковнику Макееву, и, словнослучайно, сел рядом с прилетевшим из Москвы Дроздовым.

— Кажется, все в сборе, — подвел итогиБеликов, — слово имеет товарищ Дроздов.

Он, как и все остальные, прекрасно знал, кем являетсяприлетевший и какое звание имеет. Но по договоренности с Макеевым представлялодетого в штатский костюм Дроздова лишь как товарища, прилетевшего из Москвы.