– Проклятие!

Аккуратно подстриженная голова Севы просунулась в дверь гостиной.

– Вы нас звали, Павел Иванович?

– Нет!

– Извините…

Широков с тоской посмотрел на синие шторы, закрывающие окно. Вот такая же пелена возникла перед ним, и он ничего не может с этим сделать. Ни убрать ее, ни отодвинуть…

– Вас к телефону, Павел Иванович, – снова заглянул в гостиную Сева.

– Кто?

– Татьяна. Возьмете трубку?

Широков ощутил легкую досаду. Отношения с Таней начинали тяготить его. Какого черта она трезвонит? Раз сотовая связь отключена, значит, он отдыхает. Павел уже забыл, как ему была приятна ее женская забота, как он нуждался в близости, в том, чтобы кто-нибудь беспокоился о нем, ждал и волновался. Все это вдруг показалось лишним.

– Скажи, что я уже сплю, – недовольно велел он охраннику.

И тут же почувствовал себя виноватым. Таня любит его, она только хотела узнать, как у него дела, – все ли в порядке. А он? «Скажи, что я уже сплю!» Очень красиво. И главное, вежливо.

«Откуда во мне это равнодушие, эта холодная жестокость? – раскаивался Павел. – Неужели смерть Эльзы заморозила мою душу навеки? Я циничный, хладнокровный эгоист, который сам не знает, чего хочет. Я мучаю Таню, кроткую, преданную мне женщину. Она заслуживает гораздо лучшего отношения, она… милая, нежная и ласковая, ничего не требующая. Бедная Таня! Игорь погиб, а я не могу заменить его. Хотя… кто знает, как они жили в браке? Может, не так уж безоблачно. Мы с Таней ни разу не говорили об Игоре: по умолчанию наложили на эту тему табу. Я не скрывал от нее неприятных черт своего характера. Иногда я бываю несносен. Но как же быть, если я таков? Измениться? Я не хочу…»

К своим отрицательным качествам Широков относил острый любовный и сексуальный интерес, который он легко вызывал у женщин и которым пользовался без всяких угрызений совести. Он запросто оставлял бывших любовниц, не вспоминая о прошлых мгновениях страсти и не сожалея о них. Бизнес увлекал его куда больше, чем любовь. У него не было друзей – только партнеры и сотрудники. Он относился к ним с большей или меньшей симпатией, ценя в них исключительно деловые качества. Он был непреклонен и беспощаден во всем, что касалось его интересов. Он умел не сдаваться ни при каких обстоятельствах и расчищать себе путь всеми доступными средствами. Он не придерживался никакой морали и не исповедовал никакой философии, кроме своих собственных. Он был чудовищем и в то же время соблазнительным и мужественным рыцарем, отнюдь не чуждым романтических грез. Эта его двойственность ставила в тупик знатоков человеческой натуры. Он и сам не знал себя до конца…

Широков снова попытался заснуть, но теперь ему мешали мысли о Тане, о том, как безобразно он поступил с ней. Неблагодарный…

Как ни старался, он не мог убедить себя позвонить ей и попросить прощения. Она ему наскучила, начала раздражать. Все время одно и то же. Каковы бы ни были женщины – красавицы, кокетки, умницы или простушки, – они не могли привлечь его надолго. Интерес уходил, а вместе с ним уходило и желание находиться рядом.

Он не приравнивал Таню к случайным любовницам, испытывая к ней нечто вроде родственной привязанности. Она и дети восполняли ему отсутствие семьи. Но и это благородное чувство не спасло их связь от охлаждения.

Широков редко задумывался, каким видят его другие. Правду сказать, ему было безразлично. Для него имело значение мнение двух людей на этой земле, – Эльзы и Зуброва, – и оба они были мертвы. Следовательно… он неподсуден.

Звонок в дверь оказался для Широкова полнейшей неожиданностью. Время позднее. Может, Багиров пожаловал?

– Павел Иванович, к вам дама… – пряча улыбку, сообщил Сева. – Впустить?

– Кто такая?

– Говорит, что соседка.

– М-мм… А что ей надо?

– Говорит, по личному делу.

Широков удрученно вздохнул. По личному делу… Этого только не хватало. Что вдруг понадобилось соседке? С тех пор как он здесь поселился, никто из соседей ни разу к нему не заходил. Он даже не знал их в лицо.

– Ладно, негоже держать женщину за дверью, – сказал Павел, поднимаясь с дивана. – Придется впустить.

Пока он натягивал спортивный костюм, Сева переминался с ноги на ногу.

– Мы ее обыщем, Павел Иванович?

– Что-о? – опешил Широков. – Вы рехнулись, мальчики?

– Багиров приказал…

– К черту Багирова! Хотите, чтобы соседи считали меня параноиком? Впустите женщину и проводите ее в мой кабинет.

– Но…

– Выполняй, парень, пока у меня не лопнуло терпение!

Охранник поспешно скрылся, а Широков прошел в кабинет и уселся в свое любимое кресло. «Соседка… – подумал он. – Ночной визит. Чудеса!»

– З-здравствуйте… – В открытую Севой дверь робко вошла женщина с гладко причесанными каштановыми волосами, в черной футболке и брюках. – А… я к вам.

Она оглянулась на охранника, и тот исчез.

– Присаживайтесь, – галантно предложил Широков, вставая и придвигая ей кресло. – Я вас слушаю.

Женщина оказалась самой обыкновенной, с бледным удлиненным лицом и большими глазами. Она села и сложила руки на коленях.

– Я вас слушаю, – напомнил о себе хозяин. – Вы что-то хотели…

– Да! – встрепенулась она. – Видите ли… я решила вас предупредить, потому что… потому… кто-то хочет вас убить! Он… следит за вами.

– Кто?

– Киллер.

Это прозвучало в ее устах так комично, что Широков засмеялся.

– Вы уверены? – спросил он. – Киллер? Настоящий?

– Я так и знала… – поникла гостья. – Я знала, что вы мне не поверите. Тот… человек наверняка снайпер. Он… следит за вами из чердачного окна. Моя квартира на четвертом этаже, и я… люблю смотреть в окна… В общем, вас хотят убить, я чувствую! – Она прижала руки к груди и привстала. – Вы должны хотя бы проверить это…

– Каким образом?

– Ну… я не знаю. Вам виднее. У вас есть охрана… Пусть они возьмут чердачное окно под наблюдение. Ведь надо же что-то делать!

– А почему вы решили, что убить собираются именно меня? – продолжал улыбаться Павел.

Соседка растерянно всплеснула руками и села обратно в кресло.

– Так… а кого же еще? – наивно спросила она. – Больше некого.

Широков не сдержался и неприлично громко захохотал.

– Больше некого, говорите? Вы меня умиляете! Выходит, только я один из всех жильцов этого дома могу быть мишенью для снайпера?

Гостья обиженно молчала, опустив глаза и медленно заливаясь краской.

– Как вас зовут? – отсмеявшись, спросил он.

– Лена… Слуцкая…