Голод в этот момент пересиливает все остальные инстинкты, и со стороны мы, наверное, напоминаем регбистов, борющихся за мяч. Только, в отличие от регби, наш «мяч» куда желаннее для каждого из нас — это ЕДА!

Не сговариваясь, мы с Мордвином «работаем в паре» (вот уж точно — «боевая двойка»). Я мельче и иду вперед, «на добычу»; он крупнее и идет сзади, одновременно проталкивая меня ближе к цели и тормозя идущих сзади «соперников». Добраться до мешков лишь полдела. Нужно еще схватить лепешку, не дав вырвать ее никому из тянущихся одновременно с тобой рук. Более того, на подступах к этой «куче-мале» уже завязываются потасовки с теми, кто, чуть замешкавшись, потерял шанс пробиться к центру и теперь может рассчитывать только на то, чтобы «обнести» выбирающихся из давки.

Удачно хватаю сразу две лепешки. Успеваю подумать: «Какие же они жесткие — жестче черствого хлеба…» Да плевать, мы и черствого уже сколько не видели!

Предусмотрительный Мордвин сразу же запихивает одну из лепешек в мой РД. Вторую предстоит протащить через толпу, прикрывая телами.

Пошли…

Тут над местом потасовки раздается до боли знакомый уже рык ротного. И мы понимаем, что проблем у нас больше, чем просто выбраться отсюда.

«Ну-ка, бл…, разошлись все! Никто ничего не хватает!»

Под этот крик он и еще несколько подоспевших офицеров начинают буквально расшвыривать бойцов в стороны. Вовремя «охолонувшие» просто отлетают в стороны, иногда получая сопроводительный пинок под зад. Не успевшие сориентироваться и продолжающие свой натиск в сторону мешков выдираются за шиворот и получают по морде. Кто-то, не удержавшись, падает, не может встать под весом РД. Кто-то из упавших, передвигаясь на карачках, еще пытается утащить-таки заветную лепешку, уже извалянную в грязи. Их пинают, пока они не расстанутся с добычей.

Через считаные минуты потасовка окончена. Посреди площади остаются лежать разодранные в клочья мешки и извалянные в грязи растоптанные лепешки. А в сторону своих взводов стремительно расползаются счастливчики, урвавшие-таки частицу запретного плода. В их числе и мы с Мордвином. Плевать, что при отходе он получил от Рекса мощнейший пинок под зад, а я от кого-то из офицеров — по зубам. Плевать, что наша «добыча» достанется другим — тем, кто мог позволить себе не то что не дергаться, даже не смотреть в нашу сторону. Во-первых, мы уже сжились с мыслью, что такой порядок вещей неизбежен. Во-вторых, благодаря ушлости Мордвина у меня в РД лежит вторая лепешка, о которой никто не знает и которую можно будет умять потом, со своими. Риск, конечно, немалый — не дай бог узнает о нашей «затарке» кто-то из «ветеранов», которым и давиться вместе с нами уже было «не положено», и «добычи» на их долю явно не останется. Тут уж бить будут от души — ибо «за дело».

Едва ли не худший вариант попасть с этим сокровищем на глаза Рексу или замполиту. Точно станешь уже не только залетчиком, но и буквально-таки пособником мирового империализма. Ведь, разметав в разные стороны голодных своих бойцов, втоптав в грязь вожделенные для них хлеба, он громогласно прорычал на всю площадь следующий текст:

— Что, сука, не понятно?! Оголодали, сволочи?! Я вас накормлю, гондоны! А если вас в этот момент фотографировал кто-то? Если это провокация? И это все на Западе опубликуют? Советские, бл…, героические десантники давятся за харчи!

Даже, несмотря на, казалось бы, убивший все мысли голод, поражаюсь фантастичности версии ротного. Преклоняюсь перед его дальновидностью и глубиной мысли. Где еще прививают такую мудрость? Да нет, только в военном училище… Вот потому-то никогда не победить нас сытым империалистам…

Возможно, увещевания ротного на некоторое время и смогли подавить голодные спазмы в животах его измотанных подчиненных. Но ненадолго. Никаких команд нам не поступало, и народ начал потихоньку рассасываться по территории крепости. А разбредались в основном «шнуры» в поисках жратвы.

Даже угроза стать объектом провокации западных спецслужб не могла унять основных инстинктов советских воинов-десантников. Даже высокое звание воина-интернационалиста не могло удержать их от того, чтобы отбирать у попавшихся на пути сарбозов все, что могло сгодиться в пищу. А поскольку дело шло к вечеру, то часть этих сарбозов как раз тащила куда-то — видимо, в свои подразделения — термосы с едой и чаем… Исход каждой такой встречи зачуханных афганских сарбозов гарнизона Алихейля с оголодавшими, но по-прежнему доблестными штурмовиками гвардейской 56-й ДШБ был предрешен. Светлые идеалы интернационализма временно отступали перед суровой реальностью…

То ли при таком раскладе угроза провокаций Запада оценивалась нашими командирами не так высоко, то ли и на них голод оказал отрезвляющее воздействие, но особого внимания на происходящее отцы-командиры уже не обращали.

Видимо, в какой-то момент критическая масса вернувшихся с пустыми руками к ужину сарбозов превысила допустимую. Неподалеку от площади, где по-прежнему сгруппировались в ожидании непонятно чего несколько рот бригады, появились трое афганских офицеров. Чем закончилось бы их общение с нашими, не знаю, но оказалось, что в гарнизоне есть и советники. С их помощью удалось донести до афганского командования, что если они не хотят остаться без еды сами, то лучше бы им придумать что-то, чтобы и союзников накормить.

От каждой роты выделили по нескольку человек, набравших кучу котелков и отправившихся вместе с представителями того или иного подразделения афганского гарнизона в их расположение. От нашей роты эта почетная миссия выпала на долю Лени Шеина и Ахрора Хайдарова, парней нашего призыва.

Леня как раз только-только, незадолго до операции, прибыл из Гайжюнайской учебки. Для него это был первый боевой выход, но ему уже было 20, и на фоне нас, 18-летних пацанов, он выглядел значительно солиднее и взрослее. Да не только выглядел, но и был — призвался он из Зырянки, что в Якутии, и северная уверенность и обстоятельность чувствовалась у Лени во всем, и, вероятно, это сыграло немалую роль в том, что, прослужив всего полгода, Леня приехал из учебки уже в звании сержанта и тут же встал на должность командира отделения. Лидер в нем был заметен сразу.

Ахрор попал в Афган вместе с нами, в августе. Он был одним из тех бедолаг-узбеков, которых готовили в Иолотани на водителей «КамАЗов». Автомат за три месяца они видели дважды — на стрельбе положенными тремя патронами и на присяге. В основном учились водить машину, а не воевать. Представляю себе их «радость», когда они очутились в боевых ротах!

К чести «наших» узбеков и ребят, попавших в соседнюю третью роту, большая часть из них не только не расползлись, как многие их земляки, по хлеборезкам, хлебозаводам и складам, но и довольно быстро стали вполне нормальными бойцами. А почти не говоривший в начале службы по-русски Исмаил Давлетов даже дорос к дембелю до замкомвзвода минометчиков.

Ахрор был из солнечного Ташкента, и заснеженные горы Алихейля давались ему с огромным трудом. Нередко он просто ложился на снег, не в силах подняться, и я видел, что он не притворяется, что это — «край». Впрочем, пинки замполита раз за разом его с этого «края» сдвигали.