Так и не поняв, что случилось, начинаем с Мордвином оборудовать место для ночевки. Для нас это сейчас самое актуальное — со взрывом и его последствиями разберутся кому положено.

Мы затягиваем яму сверху одной плащ-палаткой, а другую бросаем на дно. На нее броники — это постель. В голову — РД. Все, походная постель готова.

Кто бы мне сказал, чуть больше полугода назад, в Москве, что я буду спать зимой в горах, на голой земле, подстелив под себя бронежилет, а под голову поставив РД… Да что в Москве — даже не самая комфортная армейская койка кажется сейчас олицетворением роскоши и комфорта. Но самое удивительное и поразительное даже не это. А то, что это походное ложе для каждого из нас сейчас в сотни раз вожделеннее любой роскошной перины! Потому что, на чем спать, для нас, проживших сегодняшний бесконечный день, уже не важно. Нам бы только закрыть глаза, только бы отключиться хоть ненадолго. Этого жаждет и гудящее от усталости тело, и контуженный обилием эмоций и событий мозг.

Правда, спать нам предстоит по очереди. Один постоянно должен пялиться на противоположный склон на случай, если там начнется какое-то движение или стрельба.

Долго ковыряемся в своем логове, пытаясь разогреть кашу из сухпая. Таблетки сухого спирта не хотят разгораться, никаких дров поблизости не наблюдается. В конце концов плюем на это и съедаем и кашу и тушенку не разогревая. Вкуса от спрессованной перловки и каменного мяса вперемешку с жиром никакого, но желудок, давно уже жалобно подвывавший, набили. Много ли нам теперь нужно для счастья…

В этот момент подходит взводный. Узнает, как дела, говорит, чтобы, пока не совсем темно, почистили оружие и не дрыхли оба. Мол, буду проверять.

— А что это было-то, товарищ старший лейтенант? Что за взрыв-то?

— Замполит батальона подорвался, — говорит Плотников. — Шел чуть ли не в конце колонны. А вышел на пятачок, где расходились по позициям, и наступил точно на мину. Наповал… — Взводный как-то поперхнулся на этих словах и замолчал.

«Мы „шнуры“, нам много знать не положено, да и дух наш боевой подрывать не хочет, наверное», — решил я.

Впрочем, сказанное взводным и без деталей производило впечатление. Во-первых, потому что новый замполит батальона приехал из Союза только что и это была его первая операция. За то недолгое время, что мы могли наблюдать его в бригаде, он показался нормальным офицером. Во всяком случае, на фоне большинства других, обращавшихся с нами, «молодыми», едва ли не с таким же презрением, как дембеля. И вот на первой же операции погиб…

Но еще больше «пробивает» другое. Он же подорвался на том самом пятачке, через который прошли мы все. Мы все топтались там в ожидании, когда нам определят позицию. Мы все месили своими сапогами грязь, в которой ждала своего часа хитромудро установленная «духами» мина. Я слышал про такие мины и раньше — в них можно менять величину нажима, необходимого для срабатывания взрывателя. Обычно их ставили на дорогах — могло пройти 10, 20, 30 машин, а мина срабатывала на 31-й… И вот теперь, наверное, эта дьявольская уловка сработала здесь. Это могла быть мина каждого из нас! Каждого из нескольких десятков человек, прошедших через вершину холма. Но судьба выбрала одного…

Пока чистили оружие, пришел кто-то из наших и рассказал подробности. После взрыва провели перекличку, и вроде все были на месте. Решили даже поначалу, что рвануло само по себе. Но потом минометчики, которые, видимо, встали на позиции чуть раньше и уже успели установить минометы, сообщили, что у них на одном миномете болтаются «какие-то ошметки». Стало ясно, что кого-то все-таки разорвало. Принялись собирать все, что могли найти, и, только обнаружив уцелевшую офицерскую шапку, догадались, чье отсутствие не смогли обнаружить солдатской перекличкой.

Теперь стало понятнее, почему так осекся и чем поперхнулся взводный, рассказав о гибели замполита батальона.

Стемнело. Мордвин благородно предлагает мне спать первому. Хотя дело не в благородстве только — он просто хитрее. Понимает, что спать хочется жутко, но заснуть после всего услышанного будет непросто. Да и просыпаться потом посреди ночи, вырывать себя из глубокого сна намного обломнее. Но я не спорю. Я так умаялся, что сил нет никаких. И размышления о превратностях судьбы не долго тревожат засыпающий мозг 18-летнего задолбанного службой солдата. Я даже не успеваю подумать перед сном, что три раза за сегодня «прошел по краю». Для меня сейчас вся жизнь — на краю…

Ночь проходит спокойно. Утром удается даже разогреть сухпай на отогревшемся за ночь нашим дыханием сухом спирте. Все вчерашнее кажется уже прошлым. Его больше нет, как уже нет Гришина и замполита батальона. Есть только мы и все мысли о том, что ждет нас сегодня. Но когда рота снова вытягивается в цепочку, идущий чуть впереди меня Исмаил Давлетов подбирает с земли обломки автомата. Все мы знаем, чьего…

На секунду защемило сердце, но в движении все быстро позабылось. Надо идти, надо смотреть под ноги. Начинается новый день. Мой 130-й день в Афгане. Впереди еще 600 дней.

Об остальном мы подумаем, когда вернемся. Если вернемся…

Переночевав на горке, где погиб замполит батальона, утром мы снова отправились в путь. Я по-прежнему не знаю и не понимаю, куда и зачем мы идем. Знаю только, что где-то там впереди мифический Алихейль, до которого, кажется, мы не дойдем никогда.

Спускаемся в очередную долину между гор. Идем вдоль неширокой речки, шурша усеивающей ее берега галькой. Вскоре видим впереди каких-то наших. Подойдя ближе, обнаруживаем, что это бригадная разведрота. Видимо, командирам что-то нужно обсудить, а может быть, просто поболтать. В любом случае ротный Рекс объявляет привал. Тут же садимся, откидываясь на тяжеленные РД.

Чуть прихожу в себя, и тут же вчерашние каша с тушенкой, съеденные холодными и всухомятку, начинают проситься наружу. Оставив РД под присмотром моего вчерашнего спасителя, Вовки Мордвина, направляюсь к ближайшим валунам. Уже почти дошел, как из-за камней появился кто-то и направился в мою сторону.

Ба, да это ж Валерка Мищенко из разведроты! Еще с Ферганы знакомы.

Он тоже меня замечает, узнал, помахал. Приближается с явным намерением поговорить. Как будто не понимает, с какой целью я иду за валуны — ведь сам же только оттуда…

Черт бы ее побрал, эту кашу перловую…

Может, пройти по-быстрому мимо, с озабоченным лицом? Типа, не заметил?.. Да нет, нехорошо как-то, столько не виделись… Да и поздно уже — он все равно уже рядом.

— Привет, Тема!

— Здорово, Валера!..

С Валерой Мищенко мы познакомились еще по пути из Москвы в Фергану. Внешне он особо не выделялся — был невысок, коренаст, с большой круглой головой и упрямым лбом, из-под которого смотрели темные, немного настороженные и колючие глаза. Необычным был разве что голос — глубокий и хриплый, не совсем подходивший восемнадцатилетнему пацану. Но что действительно выделяло Валеру — какая-то исходившая от него внутренняя энергия, спокойная и очень мощная. Он не был разговорчив, но то немногое, что говорил, было каким-то по-мужски веским. Уже в Фергане, попав в одно отделение, мы сошлись ближе. Мы не были друзьями — в Фергане не успеть было ими стать. Не было на это ни сил, ни времени. Тем не менее, отношения складывались хорошие. Меня подкупала его основательность и уверенность в себе. А он, вероятно чувствуя это, относился ко мне несколько покровительственно, но по-доброму. Собственно, так было у Валеры почти со всеми, поскольку, оказавшись в одном отделении, мы узнали, что он старше нас на год (а в 18 лет это много) и, что особенно важно, что он женат и у него уже есть ребенок. Это еще прибавило ему авторитета.