Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ханна…
– Я еще не закончила! – выпалила Ханна. Ей потребовалось некоторое время, чтобы собраться с силами и договорить. – Ты должен простить ее. Обязан. Дай ее покоиться с миром. Пока ты этого не сделаешь, в твоей собственной душе мира тоже не будет.
Он посмотрел в ее глаза и был потрясен тем, что прочел в них. Он видел там боль и страх, страх за него, почти уничтоживший тепло и жизнелюбие, которые так очаровывали его в жене. Он вдруг понял, что, пытаясь защитить себя, он ставил под удар ее. Он предложил Ханне жизнь без любви, без радости. Он высокомерно ожидал, что она примет те скудные крохи, которые он был готов ей дать. Да еще и постоянно обвинял ее, когда она робко просила того, что причиталось ей по праву. Любая женщина на месте Ханны давно бы возненавидела его. Неужели он опоздал и ничего не поправить?
Внезапно он взял ее за талию и рывком посадил на коня. Ханна даже понять ничего не успела, не то что возразить. Сам он сел позади нее, одной рукой прикрыл ее живот, а другой взял поводья. Баазиф, чутьем понимавший хозяина, двинулся вперед осторожным шагом.
– Кулал! – воскликнула она, наконец обретя голос. – Что ты делаешь?
Но ее слова унес ветер пустыни.
Сквозь тонкую ткань Кулал мог чувствовать тепло ее тела, а ветер иногда кидал ему в лицо ее душистые волосы. Он думал о том, как тосковал без нее эти пять дней, и чувствовал страх.
Страх, что может быть слишком поздно.
Страх, что он оттолкнул ее своим высокомерием и черствостью.
Они подъехали к большому шатру, и Баазиф остановился. Спрыгнув, Кулал осторожно помог жене спешиться, заметив, что лицо ее все еще было напряженным, а в глазах не было и намека на прощение.
– Где мы? – сухо спросила она.
– Это шатер бедуинов, немного севернее виллы.
Она подозрительно прищурилась.
– Что мы тут делаем?
– Давай зайдем, солнце восходит, скоро будет жарко. Там есть вода.
Ханна неохотно кивнула, хотя Кулал заметил, как жадно она облизнула сухие губы.
Она зашла в шатер, Кулалу пришлось сильно пригнуться, чтобы войти вслед за ней. Он взял выточенный из камня кувшин, в котором держали воду, чтобы она оставалась холодной, но не спешил наливать ее в чашку. Ему было интересно посмотреть, какое впечатление произведет на Ханну это традиционное для пустыни жилище с его ажурными светильниками и роскошными коврами. И еще он хотел дать ей время успокоиться.
Но когда он подал ей воду, то сразу понял, что был излишне оптимистичен. Она быстро осушила чашку, со стуком поставила ее на низкий столик, потом повернулась к нему и, выпрямившись во весь свой маленький рост, требовательно спросила:
– Откуда ты узнал, где я?
Кулал поморщился. Так. Никакой благодарности за спасение заблудившейся королевы.
– Я жил здесь всю неделю, – признался он, поняв по ее лицу, что лучше сказать правду. – В соседних шатрах мои слуги, я поручил им следить за тобой. Они не спускали с тебя глаз ни днем ни ночью. Они докладывали мне о каждом твоем шаге. Я всегда знал, где ты.
Ханна наморщила лоб.
– Так это одного из них я видела под своим окном несколько часов назад?
– Да.
– Но у меня есть свои телохранители!
– Я знаю, – тяжело вздохнул он. – Но это кочевники, которые знают эту территорию лучше, чем кто-либо другой. Они замечают вещи, которые обычные телохранители не увидят.
Ханна прижала ладони к покрасневшим щекам и посмотрела на него широко распахнутыми глазами.
– Ты послал людей шпионить за мной? Ты настолько мне не доверяешь?
– Я послал их защищать тебя! И, судя по тому, что произошло, я был прав.
– Не меня, – возразила Ханна. – Твоего ребенка.
– И тебя, – просто ответил он. – Мне важно, чтобы ты была в безопасности, Ханна, потому что я люблю тебя.
Она покачала головой и быстро отвернулась. Когда она заговорила, голос ее срывался.
– Не пытайся манипулировать мной. И не говори то, чего не думаешь.
– Но я говорю правду!
Наверное, впервые в жизни он отважился высказать свои чувства. Но сейчас у него не было выбора. Если он хочет, чтобы Ханна осталась с ним, ему нужно заставить ее поверить в его чувство к ней, настолько большое и новое, что он даже самому себе не посмел признаться в нем, а когда признался – испугался.
– Я никогда в жизни не был уверен в чем-то настолько твердо, как в этом. Я люблю тебя, Ханна, – повторил он неловко. – Я очень люблю тебя.
– Не лги мне!
Никто никогда не смел так говорить с шейхом Кулалом аль-Дия, но сейчас было не время цепляться за свою гордость.
– Я никогда не встречал такую женщину, как ты.
– Думаю, это тоже неправда! – ответила она с презрением. – Ты же провел всю жизнь в окружении слуг!
Кулал подумал, что она так агрессивна потому, что ей тоже страшно. Но что, если она действительно презирает его и это презрение стерло всю любовь, которую она когда-то к нему испытывала?
– Я говорю о твоем сердце. Ты – самая добрая и теплая женщина, какую я когда-либо встречал, Ханна, да еще и самая мудрая. И честная: ты решила, что я первым должен узнать о твоей беременности. Ты не побежала продавать эту историю таблоидам, а ведь они озолотили бы тебя. А еще ты очень красивая. И я просто умираю, как хочу сейчас тебя обнять.
– Не пытайся давить на мою сентиментальность, – попыталась возразить Ханна.
– Я же понимаю, что ты согласилась выйти за такое чудовище, как я, только ради ребенка. Но ты была мне хорошей женой, а я только отталкивал тебя в ответ.
– Да, – прошептала она хрипло, резко поворачиваясь к нему, и он был поражен блеском слез в ее глазах. – Ты только отталкивал меня! И тебе это удалось!
– Все твои обвинения справедливы, но дай мне время все исправить. Я прошу тебя об одном – дай мне время! Дай мне шанс доказать, что я могу стать мужем, которого ты заслуживаешь. И хорошим отцом. Дай мне возможность показать, как я люблю тебя. Ты дашь мне этот шанс, Ханна?
Ханна не могла ответить, потому что ее душили слезы. Она лихорадочно перебирала в голове все требования, которые собиралась предъявить ему и обдумывала эти пять дней. Она понимала, что сейчас Кулал согласится на любые условия. Но ей не нужна была власть над мужем – ей нужно было доверие. Она должна доверять ему, потому что без этого у нее не будет ни любви, ни семьи, ни будущего. Это был риск, но Ханна готова была на него пойти. Слезы, которые она так долго сдерживала, полились по ее щекам. Но это не имело значения. Ничто больше не имело значения, кроме черных глаз, которые смотрели на нее с преданностью и надеждой.
– Да, – прошептала она наконец. – Я дам тебе этот шанс. Потому что я люблю тебя, Кулал. И в глубине души я знаю, что это навсегда.