позади Азизуллы племянницу. Шекиба понимала, что ей следовало бы пройти через заднюю дверь и поздороваться с бабушкой. Но делать этого ей совсем не хотелось.

— Шекиба хотела навестить семью перед праздником. — Азизулла наконец сам пояснил цель их визита. — Она очень соскучилась по всем вам, и особенно по бабушке.

Последовала пауза. Дяди Шекибы не смогли скрыть изумления. На мгновение все трое лишились дара речи, затем Фаяз горделиво вскинул голову и произнес высокопарным тоном:

— Ну, это не удивительно, внуки просто обожают Шагул-биби за ее доброе сердце.

«А теперь он, кажется, решил, будто я жалею, что покинула их дом. Похоже, дядя Фаяз еще глупее, чем его жена, тетя Зармина».

— Шагул-биби сейчас отдыхает, но, думаю, она скоро проснется и с радостью узнает, что внучка пришла навестить ее, — добавил из-за плеча брата дядя Залим.

Шекиба прикусила губу, чтобы не расхохотаться, благо ее лицо было скрыто паранджой. Она чувствовала себя марионеткой. Дяди, словно кукловоды, дергали за ниточки, заставляя ее руки и ноги двигаться так, как им хотелось. Но что она могла поделать? Шекиба нехотя направилась к заднему входу в дом. По дороге она разминулась с сыном Шамины — младшей бабушкиной невестки, той самой, что в присутствии остальных женщин только делала вид, будто лупит Шекибу с таким же удовольствием, как и они. Расул тащил большой поднос, уставленный чайными чашками и плошками с орехами и изюмом. Руки мальчика отчаянно дрожали от напряжения, отчего посуда на подносе дребезжала при каждом шаге.

Пройдя через кухню, Шекиба остановилась в коридоре. Неужели в самом деле нужно идти к бабушке? Станут ли дяди проверять, дошла она до ее комнаты или нет? Шекиба подняла паранджу и огляделась по сторонам.

Тетя Шамина появилась в дальнем конце коридора. Она была небольшого роста и гораздо более хрупкая, чем остальные женщины в этом доме.

— Салам, Шекиба, — негромко произнесла Шамина. — Она уже знает, что ты здесь. Ждет в своей комнате.

— Салам, — ответила Шекиба.

— Шекиба…

Шекиба остановилась в ожидании продолжения. Шамина хмурилась и терла лоб ладонью, затем подошла почти вплотную к Шекибе и прошептала:

— Только… не зли ее. Она взбалмошная и своенравная старуха, так и ищет, на кого бы наброситься, других развлечений у нее нет. Не давай ей повода.

Шекиба кивнула. Неожиданно к горлу подступил комок, на глаза навернулись слезы. Голос Шамины был мягким, в нем звучала искренняя забота. Она вдруг с ужасающей ясностью ощутила ту пустоту, которая образовалась в ее душе после смерти мамы.

— Спасибо, тетя Шамина.

Шамина на миг прикрыла глаза и кивнула, затем двинулась дальше по коридору и скрылась на кухне.

Шекиба преодолела последние метры, отделявшие ее от входа в комнату бабушки. Сквозь тонкую сетчатую занавеску, закрывавшую дверной проем, она видела, что Шагул-биби сидит в кресле, подперев щеку кулаком. В другой руке старуха сжимала свою неизменную клюку.

«Она знает, что я здесь. Отступать некуда».

Шекиба отдернула занавеску и встретилась с ледяным взглядом бабушки.

— Ну и ну, поглядите-ка, кто к нам пожаловал.

— Салам. — Шекиба решила воспользоваться советом Шамины и постараться не раздражать родственницу.

— Сала-а-ам, — передразнила ее старуха. — Мерзкая девчонка. Да как ты осмелилась снова явиться в мой дом?

Шекиба постаралась взять себя в руки. Ничего, ей приходилось выслушивать вещи и похуже. Все, что от нее требуется сейчас, — не поддаваться желанию ответить на оскорбления.

«Тебе надо пробраться в свой дом и отыскать бумаги отца. Помни, зачем ты пришла сюда. Не давай старой ведьме вовлечь тебя в склоку».

— Ид мубарак,[25] бабушка.

— Для таких, как ты, нет благословения! Неблагодарная тварь, а ведь я пригрела тебя под своей крышей! После того, как ты лишила меня сына!

Кипя от гнева, старуха тяжело поднялась с кресла и сделала несколько нетвердых шагов навстречу внучке.

— Мой отец был мудрым человеком и сам решал, как ему строить свою жизнь, — ответила Шекиба, не двигаясь с места.

Она понимала, что сейчас произойдет, но даже глазом не моргнула.

Клюка бабушки опустилась на ее плечо.

«Она заметно ослабела за эти несколько месяцев».

— Шагул-биби, как вы себя чувствуете? Вы выглядите усталой, да продлит Аллах ваши дни.

Второй удар. На этот раз гораздо чувствительнее. Гнев явно придал бабушке сил.

— Проклятое отродье! Вон из моего дома!

— Как прикажете. — Шекиба развернулась и вышла из комнаты, не сказав больше ни слова. Ничто не могло вызвать у старухи большей ярости, чем это молчание упрямой внучки.

Дойдя до кухни, Шекиба остановилась. Интересно, тетя Шамина слышала, что происходило в комнате у бабушки?

— Девочка, похоже, в тебе есть нечто такое, что приводит старуху в бешенство.

«Она слышала».

— Тетя Шамина, мне хотелось бы забрать кое-какие личные вещи из дома отца. Я сбегаю туда, ладно? — сказала Шекиба, поглядывая в сторону гостиной, откуда доносились громкие голоса мужчин и раскаты смеха.

Шамина кивнула.

— Делай, что считаешь нужным, девочка. Ты уже взрослая. Но помни, найдется немало людей, которые захотят встать у тебя поперек дороги. И лишь от тебя зависит, сумеешь ли ты прожить свою жизнь так, как хочется тебе.

Шекиба благодарно улыбнулась и подумала: кто из них двоих наивнее — она в свои неполные двадцать лет или ее замужняя тетка?

— Я мигом, — шепнула Шекиба и, накинув паранджу, скользнула через дверь кухни на задний двор.

Она быстро пересекла поле, то и дело поглядывая через плечо, не пустился ли кто за ней в погоню. Когда до дома оставалось метров двадцать, Шекиба не выдержала и побежала к нему. Дом отца выглядел маленьким, гораздо меньше, чем ей помнилось. С замирающим сердцем Шекиба подошла к покосившейся калитке.

На мгновение ей показалось, что она видит отца, присевшего отдохнуть возле изгороди. Он смотрит в небо и вытирает пот со лба тыльной стороной ладони. Шекиба услышала голос мамы, зовущий сыновей к обеду. В окне промелькнуло улыбающееся личико младшей сестры.

Очевидно, должно существовать какое-то слово, чтобы описать чувства Шекибы, эту жаркую волну, захлестнувшую ее, — она снова в доме, по которому так сильно скучала, среди людей, которые были ей так дороги и которые любили ее. Это было чувство, начинающееся сладким томлением и заканчивающееся невыносимой горечью. Шекиба поняла, что стоит среди руин и пепла, — это все, что осталось от ее прошлой жизни, такой счастливой и такой короткой.

Дом пустовал, новые жильцы пока не появились, однако создавалось впечатление, что кто-то пытался подлатать старое жилище. Трещины в стенах замазаны глиной. Расколотая доска столешницы деревянного стола в углу двора заменена новой. Из гостиной исчезли два крепких стула, сколоченных