Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ладно, решила она, всему свое время. Сначала надо раздобыть бумаги отца, а там посмотрим.
Наступила пятница. Шекиба собралась слухом, потому что вновь увидеть лица своих родственников, особенно бабушки, было для нее настоящим испытанием. Но ничего не поделаешь, это единственный способ получить желаемое.
Марджан велела Шекибе быть готовой с раннего утра, потому что Азизулла ждать не станет. Хозяин удовлетворенно кивнул, когда, выйдя из дома, увидел Шекибу у ворот, с низко склоненной головой, как и подобает девушке, закутанную в паранджу.
— Салам, — поздоровалась Шекиба.
— Пойдем, — сказал Азизулла, открывая ворота и первым выход я на улицу.
Шекиба двинулась вслед за ним, в нескольких шагах позади. Она внимательно подмечала все, что попадалось им на пути, стараясь запомнить дорогу. Улица была широкой и пыльной, по обеим сторонам росли высокие тополя с узловатыми стволами. Дома, с прилегающими к ним участками земли, отстояли друг от друга примерно акра на два. Все они были обнесены высокими, около шести футов, стенами из камня и глины. И все же Шекиба видела верхушки плодовых деревьев, а чуть дальше в поле ей удалось разглядеть посевы картофеля, моркови, лука.
Мечеть, три магазина и пекарня составляли центр деревни. Витрины магазинов были скромными, с кривоватыми, сделанными от руки, надписями на ценниках. Пекарня и вовсе располагалась под открытым небом — пекарь расположился со своим товаром возле стены одного из магазинов. Он ловко вытаскивал из встроенного в землю тандыра[22] круглые золотистые лепешки и складывал их на покрытый клеенкой стол. Аромат свежеиспеченного хлеба плыл над улицей. Шекиба сглотнула слюну. Несколько женщин стояли возле жаровни, ожидая, пока испекутся их наан.[23] Шекиба вспомнила, как несколько месяцев назад шла через эту же площадь вслед за дядей, который вел ее к Азизулле, чтобы отдать в качестве платы за долг.
«Шекиба, твое имя означает „дар“», — горько усмехнулась про себя девушка.
Азизулла прошел мимо мечети и повел ее дальше. Пройдя метров триста, он остановился возле небольшого приземистого дома и постучал в дверь.
Дверь открылась.
— Салам, Фазизулла, — поздоровался хозяин Шекибы.
— Салам, Азизулла-ага, рад тебя видеть.
— Фазизулла-джан, сделай мне одолжение. Я взял с собой свою работницу, она идет повидаться с родными, отведу ее после намаза. А пока я буду в мечети, позволь оставить ее у тебя. Надеюсь, твою жену не затруднит присмотреть за ней.
— О, конечно, Азизулла-джан! Слышал, ты взял в работницы внучку Шагул-биби, ну ту, с изуродованным лицом? Пусть посидит во дворе.
Шекибе указали на табурет, стоявший в углу двора неподалеку от туалета. Смрад был невыносимым, у девушки закружилась голова, но она не решалась сдвинуться с места, опасаясь навлечь на себя гнев хозяйки дома. Шекиба не видела ни ее, ни детей Фазизуллы, но слышала доносившиеся из глубины дома голоса и топот маленьких ног. Дети смеялись. Плакали. Бегали.
Звуки большого семейного дома.
«Я могла бы уйти прямо сейчас. Что, если я просто открою ворота и выскользну на улицу? Дорогу я помню. Думаю, мне хватило бы времени, чтобы добраться до дома, попытаться отыскать документ в книгах отца и вернуться прежде, чем закончится намаз».
А что, если она не успеет вернуться и Азизулла, придя из мечети, не найдет ее на месте? Или хозяйка дома выйдет во двор, заметит, что «голубая паранджа», которую посадили в углу возле туалета, исчезла, и скажет об этом Азизулле? Больше всего на свете Шекиба боялась разозлить хозяина. Главным образом потому, что тогда ее вернули бы бабушке. А ничего страшнее и вообразить себе невозможно.
Намаз закончился, Азизулла вернулся за Шекибой. Он поблагодарил друга за то, что тот позволил девушке посидеть во дворе, и кивком велел ей следовать за ним. Они вновь двинулись по пыльной дороге, теперь в сторону дома Шагул-биби.
На стук в ворота ответил Хамид.
— Салам, Хамид. Где твой отец, дяди? Я не видел их сегодня в мечети. Они здоровы?
— Да, вполне. Они просто не пошли. Слышали бы вы, какими словами бабушка ругала их за лень!
Малыш Хамид всегда не умел держать язык за зубами.
Азизулла подавил смешок и постарался придать лицу серьезное выражение.
— Ну, будем надеяться, что Аллах простит им этот грех, даже если их не простит бабушка. Скажи, что пришли дядя Азизулла и твоя двоюродная сестра.
Хамид впустил нас во двор и помчался в дом с воплем, который сделал бы честь любому муэдзину, возвещающему азан:[24]
— Ба-а-а-абу-у-у-ушка-а-а-а-а-д жа-а-ан, дядя Азизулла-а-а привел Шекибу обра-а-а-а-атно-о-о!
Шекиба вздрогнула. Действительно ли Азизулла привел ее сюда, чтобы она могла повидаться с родственниками, или Хамид прав — ее возвращают в дом бабушки? За что? Марджан пожаловалась мужу, после того как застала Шекибу сидящей в неприглядной позе? Или ей не понравились странные вопросы о наследстве? Ладони у Шекибы вспотели, ей показалось, что она сейчас задохнется под своей паранджой. Она с тревогой покосилась на Азизуллу. Но тот задумчиво смотрел на цветущий куст тамарикса и не заметил ее взгляда.
На пороге дома появился старший сын Шагул-биби — Фаяз. Вид у него был взволнованный.
— Азизулла-джан! Рад тебя видеть! — Фаяз двинулся навстречу гостю, широко раскинув руки. Мужчины обнялись и обменялись ритуальными поцелуями в щеку. — Как поживаешь?
— Все хорошо, спасибо. Ау вас как дела? Надеюсь, Шагул-биби здорова.
— Ах, обычные недомогания — возраст. Да еще непослушные дети и внуки, — пошутил Фаяз, покосившись в сторону Шекибы.
«Он считает, что я что-то натворила. Уже представляет, как накажет меня».
— Благословенна ваша семья, что в таком возрасте мама все еще с вами. Я свою потерял два года назад, да упокоит Аллах ее душу. И до сих пор оплакиваю ее.
— Да упокоит Аллах ее душу, — эхом откликнулся Фаяз. — А как твоя жена, дети? Надеюсь, дома все в порядке. — Утверждение Фаяза больше было похоже на вопрос, он явно пытался выяснить цель столь неожиданного визита Азизуллы, да еще вместе с его племянницей.
— Да-да, все хорошо, благодарю, — кивнул Азизулла.
Тут на пороге появились еще двое дядей Шекибы — Залим и Шираз. Они выглядели столь же встревоженными, как их старший брат. Ритуал приветствий и объятий повторился еще раз.
Дяди делали вид, что не замечают стоящую