Сзади шлёпнул подзатыльник: блуждающий канат. Чьё-то коромысло потёрлось о плечо. Чего уж тут было думать! Я вцепилась в канат и боялась, что следом на него прыгнет тварь. Подтянуть конец уже не хватило сил.

Помощь пришла из параллельного мира. Полыхающий пескар со сколопендрой внутри схватил бугль. Не нарочно, так сложилось: до машины дошла очередь. Но это было так прекрасно – наблюдать, как громадное чудище сминает в пасти объятый огнём пескар с бесноватой тварью, будто горящий коктейль с завитушкой цедры…

А я улетала на блуждающем канате. Коромысло с узелками ползло к шоссе медленно-медленно. Гранай был моей последней надеждой. Город уже виднелся: подземные столпы многоэтажек, дым из провалов, зияющие трещины в пустоши. Я сомневалась, что там ещё остался кто-то живой.

В тот день на баррикадах приключилось невероятное. Но что именно: сражение или побег?

В конференц-каюте не было ни души: только голография Жанабель и Альда Хокс живьём. Ёрль так и сказал: «ни души», за что схлопотал дисциплинарное взыскание. Женщины приложили титанические усилия, чтобы их разговор не растерял масок цивилизованного противостояния. Альда рассчитывала, что встречу проведёт Бритц. Эзер-приятный-во-всех-отношениях. Но рой-маршал пожаловался, что разговоры с врагами заканчиваются тем, что ему припоминают специальность. И верить, решительно отказываются, а смысл ворочают с ног на голову.

– Я создал иллюзию равенства, – говорил он.

– Вы сами себя не узнаете, – говорил он.

Перед Альдой высилась голография поперёк себя шире. Жанабель без преувеличения была крупной женщиной, а с преувеличением… (ну, Бритц, зачем же в четыре раза!) заняла собой всю каюту. Она полуобернулась пауком. Птицеедом с пухлым волосатым брюхом, которое выглядывало из-под строгого пиджака размером с шатёр. Ноги растопырились во все углы. Альда со своей второй линькой пока так не умела.

– Вы перешли границы, когда напали на семью Лау, – гремела Жанабель с потолка, и ть-маршалу приходилось запрокидывать голову. – Шчеры готовят петицию  в Звёздную Конвенцию.

– О, да. Сама Империя Авир выделит на защиту карминской помойки целый мусоровоз. – Альда достала две части Тритеофрена, подышала на зеркала, протёрла манжетой и наблюдала, как зеленеет Жанабель. – Что ж, тогда мы признаем сокрушительное поражение и полетим искать другую планету с рабами. Далеко… Далеко отсюда.

– Нам уже известны ваши планы. Считаю это прямой угрозой шчерам, Хокс!

– Считай лучше калории.

Хокс щёлкнула в воздухе, отключая связь. Ещё секунда, и капля скатилась бы с линии волос прямо на лоб. Прохиндей Бритц приказал изготовить копию ещё одной трети прибора, чтобы оставить Жанабель в худшем из положений: в ужасе, но с надеждой.

Только зачем? Альда Хокс искренне считала поиски прибора секретной миссией, но рой-маршал… нет, у него действительно всё было через задницу.

* * *

– Уитмас.

Атташе разлепил веки и уставился в пол. В стеклянной камере эквилибринта сидели двое.

– Уитмас? – повторил Бритц.

Пирамидальное сооружение в центре метеоритного кратера было когда-то древней гробницей, потом монастырём, потом музеем, потом обсерваторией, а насекомые на скорую руку приспособили его под тюрьму. Эквилибринт, будто стеклянную головоломку, пронзал запутанный и дремучий клубок коридоров, камер и залов. Когда кто-нибудь внутри двигался, всё здание раскачивалось на остром кончике первого этажа. Поэтому эзерам не пришлось возиться с системой безопасности. Узники по своей воле не ходили дальше уборной и даже спали вполглаза. Чихнёшь посильней – и привет.

Рой-маршал почему-то явился с допросом только через сутки. Без охраны, без хромосфена и без пафоса. Прохладный, как нежить. Только по голосу Уитмас узнал в этом сумеречном библиотекаре напротив – перквизитора дейтерагона минори.

– Значит, вот ты каков, – выдавил пленник. – Где эти твои… автоботы для пыток таких, как я, бумерангов?

– Я ничего не буду спрашивать, просто выслушай.

– Выслушать! Крик Амайи глушит твою галиматью, чудовище! Выслушать!

Эзер уложил подбородок на кулак и смотрел в серые, налитые болью глаза Уитмаса.

– Если дёрнешься в мою сторону, эквилибринт потеряет равновесие и рухнет. И между прочим, я здесь единственный, кто взлетит, а не разобьётся.

– Мне всё равно.

Кайнорт еле сдержался, чтобы не обернуться к надзирателям. Но если атташе и вправду чокнулся, он бы обрушил тюрьму молча. Самое позднее – минут пять назад, как только вошёл Бритц.

– Слушай. Мы по разные стороны одной проблемы.

– Проблемы… – выплюнул его же слово Лау и дёрнул кадыком, в который от напряжения впился ошейник. – Были у тебя проблемы сложнее выбора кроссовок для допроса?..

– Были. Уитмас, вопрос о нападении решён. На нашей стороне гравитация и гидриллий. На вашей – только вы. И клин между смертными и бессмертными шчерами.

– Мы все живём в согласии, людоед.

– М-м. Я оставил Хлой в живых. Только не подумай обо мне хорошего… Полагаю, она уже связалась с Урьюи, чтобы наябедничать. Но эзерам на руку утечка информации о захвате и Тритеофрене. Среди ваших бессмертных уже месяц ходят слухи, что в случае угрозы вторжения диастимагам ограничат вылет с Урьюи. Якобы законопроект на стадии разработки. У каждого пятого в сети есть знакомый знакомого, чьего троюродного дядюшку-аквадроу когда-то вот так же принудительно демобилизовали, чтобы бросить на амбразуру.

– Ты что несёшь? – побелел Уитмас. – Что ты несёшь! Я сам диастимаг, не было этого никогда! Урьюи – одна большая семья!

– Разумеется, – горячо зашептал эзер, – не было, не было! Нет причин для паники. Но все эти слухи… инсайдерские признания… прогнозы экспертов… комментарии специалистов… Мы организовали закрытые чаты и нелегальные форумы, где бессмертные под большим секретом заражаются групповой паранойей. К прибытию Альды Хокс диастимаги дружно покинут Урьюи. Как одна большая семья.

– С-с-сука.

– Это моя с-с-специальность.

Сейчас. Его натычут носом в его же диплом. Уитмас Лау не дурак, совсем-совсем не дурак, он очень неудобный объект для влияния.

– Труды по умбрапсихологии некоего профессора К.Б. запрещены Звёздной Конвенцией. – процедил Уитмас, щурясь от презрения. – И, как следствие, широко популярны. Ты же меня обрабатываешь по своим же методичкам! Внушаешь, что это я понесу ответственность за смерть миллиардов, если не отдам прибор. Заводишь меня в тупик, где я тереблю комочек власти надо всеми шчерами. Создаёшь иллюзию, будто есть в мире только зло: большее или меньшее. Иллюзию, будто война уже случилась, и теперь дело за выбором – смерть или рабство. Да, горе нацепило мне шоры, и кажется, что третьего не дано… думаешь ты, тварь. А я так не думаю.