Как только они оказались вне пределов слышимости, Бриони повернулась к Иннес.

– Черт возьми, о чем ты только думала? Союз бы принес тебе пользу.

Голос Иннес был отстраненным и спокойным:

– Тебе нужно перестать говорить за меня, Бриони.

– Но…

– Нет. Я знаю, что ты планировала сделать это определенным образом. Но я не выиграю в турнире, если буду придерживаться твоих стратегий. Я должна сделать это сама.

– У тебя ничего не получится, если ты не переживешь первую ночь.

– Поверь, – огрызнулась Иннес, – переживу. Я чемпионка, ясно? Смирись с этим.

– Но ты этого не хочешь…

– Это неважно. – Как бы твердо ни звучал ее голос, выражение ее лица было сломленным. – У меня нет выбора.

Наступила тишина. Но мысли Бриони никогда еще не звучали так громко. Позволив выбрать чемпиона чужому человеку, Торберны совершили огромную ошибку.

А расплачиваться за нее будет Иннес.

Разъяренная и расстроенная, Бриони задумалась, кто убьет ее младшую сестру. А вдруг это будет Финли? Или Изобель? Или чемпион Лоу?

Может быть, автор этой книги прав. Может быть, все это и правда неправильно.

Бриони начинала свое исследование в надежде спасти сестру. Но сейчас она понимала, что не видела всей ситуации целиком. Она не хотела, чтобы кто-то извне делал ставки на то, выживет или умрет кто-то из тех, с кем она выросла.

Иннес назвала турнир шаблоном. Шаблонам необязательно следовать.

Рид назвал его механизмом. Механизмы можно разрушить.

Бриони всегда воспринимала его как историю. Но даже самые грандиозные истории в конце концов заканчиваются.

И вот, стоя в тени Достопримечательности своей семьи, невыбранная, нежеланная, Бриони Торберн поклялась, что эта история каким-то образом закончится тоже – и закончит ее она.

За десять часов до начала турнира Изобель потягивала чай – с молоком, без сахара – и читала первую полосу «Ильвернатского затмения». У нее в горле стоял ком, и чай никак не мог с этим помочь.

Кровавая семерка. В полном составе. Шестеро из них скоро будут мертвы. Хотелось бы верить, что будут мертвы от руки Изобель. В статье были фотографии каждого из них, а также список их близких родственников и их достижений.

Как праздник.

Как некролог.

– Часть статьи про девчонку Пэйн больше, – пожаловался папа с другого конца стола. Он отодвинул в сторону кучу скопившихся грязных тарелок, чтобы освободить место для своего собственного номера газеты. – И этот Блэр – ты только взгляни на это поло. Турнир, что, превращается в конкурс красоты? Что у них есть такого, чего нет у тебя?

– Может быть, я надоела журналистам, – тупо сказала Изобель.

Папа покачал головой и глубоко затянулся сигаретой.

– Все эти истории должны были принести тебе поддержку заклинателей. У тебя была такая фора. А потом я подумал: заклинатели же люди расчетливые. Когда они увидят, как ты талантлива, они выстроятся в очередь у наших дверей. Но они воротят от нас нос.

Он скомкал газету и бросил ее на пол.

– Возможно, это вина твоей матери. Все заклинатели общаются друг с другом. Если они не хотят тебя поддерживать, ну… это наталкивает меня на кое-какие мысли, вот и все.

Изобель не хотела вспоминать о маме. После их последней ссоры они так и не поговорили. И сейчас, когда до падения Кровавой завесы оставались считаные часы, Изобель боялась, что они могут никогда не поговорить снова.

Она знала, что не должна так думать. Но было трудно. Чем меньше времени оставалось до турнира, тем более напряженной становилась Изобель. Журналисты преследовали ее на протяжении многих месяцев, и все это время при их появлении Изобель приходилось делать над собой огромное усилие. Теперь же, когда в поле их внимания были и другие чемпионы, почему-то ей казалось, что ее отвергли. Это чувство было знакомо ей даже слишком хорошо.

Было совершенно неважно, какие эмоции она испытывает по этому поводу.

– Мама бы не стала меня саботировать, – резко сказала Изобель.

– Это ты сказала, не я. – Папа откинулся на спинку стула и положил ноги на стол. – Как выросла твоя подружка Торберн.

– На фотографии не Бриони. Это ее сестра, Иннес.

Обычно папа не обращал внимания на друзей Изобель. Но она думала, что хотя бы Бриони он узнает.

– Ну, это упрощает дело, ведь так? – с довольным видом спросил он.

Изобель не была так в этом уверена. Нет, она не хотела сталкиваться с Бриони во время турнира даже после ее предательства. Убивать ее младшую сестру, которая всегда хорошо относилась к Изобель, едва ли было лучше. И чем больше она смотрела на газету, тем четче понимала, что каждый, чья фотография напечатана в газете, – чья-то сестра или брат, дочь или сын.

И внезапно внутри ее что-то сломалось. Не оглушительно треснуло, несмотря на все месяцы всеобщего внимания, ужаса и стресса. Нет, тихо и незаметно, выдавая, какой хрупкой она была на самом деле.

– Папа, я не хочу этого делать, – прошептала она. Ее глаза наполнились слезами.

– Что? – он выковыривал еду из зубов. Он ее не услышал.

– Я не хочу этого делать, – сказала она громче. – Не хочу быть чемпионкой.

Он потушил сигарету об пепельницу.

– Отступать уже поздно, не находишь?

– Еще есть время. Чемпионы вырежут свои имена на Колонне сегодня вечером. Ты мог бы позвонить дяде Барту и…

– И сказать ему, что моя дочь передумала? Что она от нас отвернулась? – он повысил голос. Изобель знала, что его рулады слышно в каждом уголке загроможденного дома. Девушка испуганно вжалась в кресло. – Я знал, что твоя мать что-то задумала. Она не звонила уже несколько дней.

– Я не хочу умирать! – Голос Изобель дрожал, но когда она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, ей показалось, что она задыхается от сигаретного дыма. – И не хочу никого убивать. Никогда не хотела. Я никогда не хотела…

– Никогда не хотела быть частью этой семьи, – сказал он.

– Нет, я не это…

– Мы не выбираем, в какой семье родиться, – сказал папа. Он встал и подошел к стоящему у окна столу. На нем беспорядочной кучей валялись открытки, накопленные за годы визитов на похороны жителей Ильверната. Он схватил несколько этих открыток и помахал ими перед ее лицом. В воздухе поднялось облако пыли. – Знаешь, почему мы собираем магию жизни?

– Потому что если этого не сделаем мы, это сделает кто-то другой, – тихо ответила Изобель. Она достаточно часто слышала, как ее отец повторял эти слова.